остренькие клыки привлекательно выглядывали из-под верхней губы, когда она лукаво улыбалась.
Магазинчики сменились на тесно примкнувшие друг к дружке палатки, заставленные разнообразным товаром. Шумно торгующиеся продавцы и покупатели явно получали от процесса удовольствие. Обычный колоритный восточный рынок. Глаза разбегаются от обилия товара, нос закладывает от насыщенности витающих в воздухе специй, я специально на пару минут отключила фильтрацию, чтобы прочувствовать аромат чужой планеты, а уши сворачиваются в трубочку от постоянного шума. Взяв немного левее, оказались в ряду с живностью. Каких здесь только нет представителей пернатых! На любой вкус, размер и цвет. Выбирать умаешься. Лер не успевал крутить головой, пытаясь рассмотреть все и разом. Прекрасное настроение начало стремительно падать уже на подходе к большим клеткам, в которых сидели хищные звери, смотря на прохожих полным ярости взглядом. Но вот клетки за ними буквально добили, и я непроизвольно остановилась.
Сидящая в ближайшей к нам хрупкая девушка, забившись в угол, судорожно прижимала заходящегося плачем младенца. Паренёк лет восемнадцати отчаянно загораживал её собой от нехорошо ухмыляющегося толстого мужика в расшитом красном халате с огромными перстнями на пальцах-сосисках. Раб скалился, показывая острые небольшие клыки и, судя по его взгляду, он прекрасно осознает, что это его последний бой.
Я думала, я очерствела. Там, в лаборатории, у меня отбили все чувства. Но я ошиблась. Сначала с Лером, прикипев к нему, как к родному сыну, затем с Орхом, полюбив этого сильного и в то же время очень ранимого мужчину, а сейчас… О, сейчас я поняла, что просто так уйти я не смогу. Даже если мне придется положить всех и сдохнуть самой на этом проклятом базаре, дать убить этих двоих совесть не позволит. Трэтеры, как говорят, Хранители равновесия, разве рабство его не нарушает? Почему они не вмешались? Я понимаю, рептиры практически уничтожили нас, но, судя по богатому убранству города и холености его жителей, пиратство процветает и существует уже не первый год. Так почему мы, трэтеры, не вмешались? Или понятие равновесия – это как для некоторых понятие «общего блага»?! Которого не бывает. Всегда то, что для одного «хорошо», способно стать для другого «плохо». Рабство…. Я ненавижу его в любом проявлении… бездушные твари, живущие за счет страдания и смертей… ненавижу…
– Эль, – стон Орха и болезненно сжавшая мое плечо рука приглушили мою злость.
– Это я? Прости, родной, – эмпату на этой гнилой планете не место. – Я предлагала остаться. Если станет совсем плохо, говори, и мы немедленно вернемся.
– Скажу.
Громкий крик, рычание, знакомое шипение…
– Да твою же! – кинувшись к верещащему торгашу, на котором, сняв шлем, повис Лер, намертво вцепившись зубами в шею. Халк, оскалившись, принял боевою форму, покалечил пару рабов-охранников покупателя-жирдяя и теперь, грозно рыча, медленно наступал на него самого.
– Вот и погуляли, чтоб вас! – подскочив к малышу, подцепив его за шкирку, как провинившегося котенка,
