style="font-size:15px;"> Все, кроме Ирта, повторили произнесенное чернокрылым, заставляя болезненно вздрагивать крылья за спиной виновного.
– Я не могу поддержать, ваше решение, – поднялся Ирт, с сочувствием смотря на близнеца. – Но я сам прослежу за братом. Эксперименты будут прекращены и уничтожены. Моё слово.
– Ты же понимаешь, Ирт, – бросил пепельноволосый, – решение принято, обратной дороги нет.
– Я не стану препятствовать, – склонил голову в знак уважения Ирт.
– Вы глупцы! – наконец отмер Арсерт, угрожающе распахнув крылья. – Кучка крылатых обрекает на смерть свои семьи и бескрылых! Вы правы в одном… Мой свет не с вами!..»
«… Тот же круг из кресел. Только в этот раз четыре из них пустуют. Да и от былого лоска крылатой троицы не осталось и следа. Запыленные, перемазанные в крови, усталые, но живые.
– Мой сын нас спас и погубил одновременно, – некогда густой бас сейчас был больше похож на хриплое карканье. – Во мне более не осталось света.
– Крепись, Вархан. Нам осталось последнее слияние, – встряхнул оставшимся крылом Одинре. – Крепись, брат. Мы все потеряли свой свет.
– Последний шаг даст надежду бескрылым, – сорванный голос пепельнокрылого Унвара глухим эхом отдавался от стен зала.
– Я верю, пройдет немного времени по меркам Вселенной, и крылатые братья вновь поднимутся в небеса Колыбели.
– Да, Унвар, так и будет, – кивнул седой головой Вархан.
– Так и будет…
– У нас мало времени, братья. Круг ждет нас. И супруги, ушедшие в другие миры, заждались, – одинокая слеза, сбежавшая по щеке Одинре, вызвала оторопь и дикую горечь в душе.
Совет встал и решительно направился на выход.
Хотелось крикнуть, остановить, не позволить идти на смерть… Но я могу лишь наблюдать.
На самом пороге идущий позади братьев Унвар, неожиданно развернувшись и уставившись прицельно глаза в глаза, улыбнулся.
– Воплоти наши мечты в жизнь, Избранный. Я верю в тебя. Мой свет с тобой, Брат.»
… и я проснулась…
Эти чертовы сны… Они меня доконают! С чего бы они активизировались? Да еще и в таком количестве?! На душе кошки скребут. Сопричастность трэтерам из сна, их чувства, как свои собственные, выворачивают душу наизнанку. Жутко. Всепоглощающее чувство потери, как во время опознания Витюшки в морге, ощущение безграничного одиночества перебиваются уверенностью в возрождении своего народа. Пожалуй, только последнее и не позволило раскиснуть окончательно, вынырнув из сновидения.
С трудом разжав пальцы, вцепившиеся в разрезанное когтями одеяло, устало вздохнула. Пальцы одеревенели, не желая слушаться. Но потом все тело, наконец, расслабилось. Жесть какая-то, эта «память предков». Но полезная «жесть». Глаза по пять копеек, сна ни в одном глазу. Придется вставать.
Тихо скинув с себя одеяло, стараясь не двигаться резко, чтобы не разбудить сладко сопящее под моим боком сокровище, поднялась.
– Эль?
