и североамериканские коллеги. Этот факт любят настойчиво подчеркивать некоторые современные российские ученые. Попытка установить равенство между мужчинами и женщинами была одним из основных направлений социальной инженерии большевистской эпохи, и сразу после революции 1917 года большевики удовлетворили многие требования активисток. В 1920-е годы женские права укреплялись и расширялись: женщинам гарантировалась полная занятость, образование, право на аборт, на развод по взаимному согласию сторон [Goldman 1991]. И хотя в следующие десятилетия эти права то расширялись, то ослабевали в ответ на потребности партии, общий принцип оставался прежним: системы квот обеспечивали политическое представительство женщин и доступ к профессиональной квалификации и образованию. Что особенно важно – было искоренено буржуазное разделение на общественное и частное, которое отводило женщине место только в домашнем кругу. Однако эта победа была спорной, а результаты – сложными и противоречивыми. Как пишет Татьяна Клименкова: «Только после завоевания прав их неполнота стала очевидной. На самом деле женщины добились только возможности действовать на мужском поле мужскими методами» [Клименкова 1996: 61].
Советское государство усвоило язык женской эмансипации и равенства, чтобы мобилизовать женщин работать полный рабочий день, одновременно дистанцируясь от феминистских идей. В начале 1930-х годов Сталин заявил об окончательном решении «женского вопроса», поэтому партийные женотделы, образованные для обеспечения представительства женщин, были закрыты [Posadskaia 1994: 8]. Никаких попыток признать или оспорить культурные основы угнетения женщин больше не осуществлялось. Гендерное равенство стало неотъемлемой частью проекта по созданию гендерно-нейтрального Homo sovieticus («человека советского»). Не было попыток по-настоящему облегчить домашние обязанности; в советском проекте женская эмансипация подразумевала право быть «такими же, как» мужчины, при этом никаких изменений в поведении мужчин не ожидалось. В советский период в общественной жизни в целом элементы старого сохранялись и переплетались с новым; формальные декларации гендерного равенства были подорваны «контрдискурсами», которые утверждали и даже прославляли гендерные различия [Verdery 1996]. В результате на протяжении всего советского периода сохранялось сильное гендерное разделение труда. На женщин ложилась почти вся домашняя работа – воспитание детей, приготовление пищи, уход за престарелыми и больными. На рабочем месте женщины занимали более низкие уровни власти, а профессии, где преобладали женщины, такие как медицина и преподавание, были «феминизированы» – их важность была занижена, а заработная плата оставалась скромной.
Эта история помогает объяснить сопротивление России феминизму и то, почему с термином «гендер» связаны сильное замешательство и враждебность. Она также помогает понять ироничное отношение Светланы к своим американским коллегам-феминисткам. При знакомстве с институционализированным,
