и кувырок.Арей вздрогнул и поначалу решил, что ему послышалось, но нет, пацан именно так и спел: «удар берсерка»!
– Мать его за ногу, какой, к чёрту, берсерк? Ежу понятно, что песня про лютича! – выпалил уже весьма захмелевший с непривычки Элефант и уставился на Крутило.
Тот подавился хлебом и долго пытался откашляться, колотя себя в грудь.
– Тише! – зашипел мужик на Арея. – Тише! Ты не у себя в Лихоборе.
– Какая, на хрен, разница, откуда я?
– Тише, говорю… Лютич там, не лютич, а поём мы нынче только про славные подвиги берсерков. Был бы местный – знал бы. Понял?
Арей оскалился, но промолчал. Кажется, здесь был какой-то берсерк.
И он Арею заранее не нравился.
Впереди идёт полтина,
А хотя б и две!
Для тебя и вся дружина —
Точки на воде.
Размахнись клинком булатным,
Волюшки испей.
Перед родом долг неплатный,
Ты ведь берендей.
– Что, мать твою?
– Наши берсерки родом берендеи, – быстро пояснил Крутило.
– Тогда что они делают по эту сторону Арапейского нагорья?
Крутило не ответил. Он наверняка уже десять раз пожалел, что заговорил с этим мрачным и грубым незнакомцем, который, судя по виду, был старый и неисправимый пьяница. Может, ещё и сумасшедший.
Пацан у очага надрывался всё громче.
Лютый воин, ты защита
Прадедов земли.
Кровушкой земля умыта,
Бой твой позади.
Ты вдохни свободы запах
И земли родной.
Отстоял ты жизнь, и в лапах
Мир перед тобой.
И ты герой, тебя возносят
И боготворят.
Но за спиной молва поносит,
В словесах их яд.
Горький слух народ тревожит —
Ты не из людей!
Кто один весь полк положит?
Тот из упырей!
Одинокий воин в жизни
Тоже одинок.
Но как войско выйдет,
Ты опять в амок.
Держи мечи и убивай
Лютого врага.
Ценою жизни защищай
Ту, что дорога.
Забудь обиды с клеветой,
Наветы отпусти.
И добрый люд закрой собой,
И род вновь защити!
Песня была неплоха, да и пел парень хоть куда, но Арей никак не мог отделаться от мысли, что славу его народа кто-то нагло присваивает. Что не лезло ни в какие ворота. С этими берсерками надо было поговорить по душам…
Арей снова налил полную кружку, выпил и уж было встал, чтобы подойти к молокососу и вежливо попросить его спеть что-нибудь другое, но вдруг дверь распахнулась от пинка, ударилась о колоду, что стояла у двери, и со скрипом покатилась обратно. Входивший в трактир мужик по-хозяйски придержал её и закрыл за собой. Незнакомец был сух, как ремень, но скорее жилист, нежели просто худощав. Голый по пояс человек лоснился от пота. На треугольном лице блуждала самодовольная улыбка.
Кажется,
