Соловья.
Не успел Ганс и глазом моргнуть, как его собеседник вдруг сплюнул алкоголь обратно на стол и вылупился на мужчину как на умалишенного.
– Совсем охренел, что ли?! – не скрывая возмущения, воскликнул Дмитрий. – Тебе-то до него какое дело?!
– Мне-то никакого. Просто выполняю заказ.
– Заказ? С каких пор частных детективов нанимают для поисков серийного убийцы?
– Я, знаешь ли, не шибко привередничаю в выборе деятельности… У клиента есть деньги и работа. У меня свободные руки. А что там за работёнка – это дело десятое.
– Это же насколько неразборчивым надо быть… – буркнул Дмитрий. – Слушай, не уверен, что смогу тебе с этим помочь. Это дело не в моей юрисдикции. Я, знаешь ли, давно уже не опер. Как правило, сижу в офисе и перебираю бумажки. Иногда выезжаю на осмотр места преступления, не более того.
– Не отмазывайся, – усмехнулся Ганс. – Я всё равно не поверю, что старый пройдоха вроде тебя не в курсе хода расследования.
– У меня информации не больше, чем у парней в отделе.
– Этого более чем достаточно.
– Эх… – вновь взявшись за бокал, протянул Дмитрий. – Ну и? Что конкретно тебя интересует?
– Всё что знаешь, – отрезал Ганс. – Давай по порядку. Сколько жертв?
– Если считать вчерашний случай, то восемнадцать.
– А неофициально?
Дмитрий хлебнул немного пива и смерил собеседника недобрым взглядом.
– Ты ведь понимаешь, что это информация не для СМИ?
– Само собой, – проведя пальцами по губам, ответил Ганс.
– Мы полагаем, что больше тридцати. Есть мнение, что он начал убивать ещё полтора года назад, но тогда его почерк был несколько другим.
– Почерк, говоришь? – задумчиво повторил детектив. – Кстати, о почерке… И за какие такие достижения его нарекли Соловьём?
– Да всё как всегда. Виной всему журналисты и их вечная мания придумывать громкие имена… Если вкратце, то у всех жертв было две отличительные особенности. Первая – тела погибших были расчленены и сложены в жуткие скульптуры. Вторая – на месте преступления этот ублюдок обычно оставляет кровавый знак, похожий на птицу. В итоге мы и глазом моргнуть не успели, а газетчики уже прозвали его Соловьём…
– Вот оно что… То есть из-за знака его нарекли именем птицы, а из-за нездоровой тяги к искусству было выбрано имя самой творческой из пташек?
– Вроде того. Вот только искусством это назвать сложно…
– И чего он этим добивается? – продолжал сыпать вопросами Ганс. – Мотив прорабатывали?
– Естественно, но что-то конкретное пока сложно сказать. У нас нет никаких зацепок, кроме вереницы покойников… А по останкам жертв весьма затруднительно распознать его мотивы…
Достав из кармана телефон, Дмитрий быстро постучал пальцами по дисплею, а спустя несколько секунд передал устройство собеседнику.
– Вот,
