Только самую малость, скомандовал он, подталкивая стакан в Мишкину сторону.
– Ну, царствие небесное, – парень дрожащей рукой, но уверенно взял стакан и не морщась выпил его содержимое, потом воткнулся носом себе в ладонь, поднял с пола горсть стружки и глубоко выдохнул несколько раз подряд.
– Эх Мишаня, жалко Саню не уберегли, а ведь пальни я в воздух, как с самого начала хотел, небось он бы ушел, не стал палить себя.
– Деда, уже все, чего размышлять на эту тему.
– Тут ты тоже прав, но мысли они такие, они покоя не дадут, и каждый все равно будет думать, что мог бы все изменить и исправить, а ведь обиднее всего, что мысли эти приходят всегда после случившегося.
Мишка сел на стул рядом с дедом, а перед глазами лежала на диване Тонька, полуголая, какая-то жалкая и измученная и тоже корившая себя за случившееся.
– Чего у нас из работы еще есть? – деловито произнес Мишка.
– Ходки пригнали, перебрать надо, но там разбирать на день, так что на сегодня уборка по мастерской да подточим железки.
– Дед, может квасу принести?
– Неси, самогонка что-то как вода пьется, не лезет в глотку.
Мишка выскочил из мастерской, спешно зашагал на погреб, потом остановился глядя на свой мотоцикл и в голову само собой пришло, что ведь ни Тоня и ни дед не должны себя винить, ведь это он деда заговорил в саду, он его отвлек и в этот момент, какая-то странная нить сознательного единения пронизала его, захотелось и пить вместо Ильича противный самого и лежать за Тоньку на жестком деревянном диване…
– Мишка! Холодный бери с погреба! – голос Ильича вернул его в душный полумрак погребки
– Уже иду!
Это странное чувство больше не приходило, как бы Мишка не хотел его воссоздать и почувствовать, оно было одновременно страшным и противным, но было в нем что-то особенное, единящее, дающее ощущение нависшего восприятия и понимания. Оно больше привязало к деду, заставило иначе воспринимать Антонину, вынуждало думать на шаг вперед.
Вернулось оно всего лишь однажды, на мизерное мгновенье, год спустя, так же летом, но в райцентре, Мишка толкался с ребятами у военкомата, а навстречу с коляской шла Ленка, Санина вдова, с цветущей улыбкой без какой-либо доли горести в лице, словно всю эту скорбь и обиду разделили между собой дед, Тонька и он, ну и само собой Саня, в том ночном пожаре…
ПРОГУЛКА
– И носит же вас ночами под дождем, – Ильич проворчал что-то себе под нос, но Мишка не рискнул переспросить, – Башмаки снимай! Только стружку с вечера замел, сейчас замочишь пол, потом скобелем не отодрать.
Мишка наклонился развязать шнурки, с волос и с носа на пол полились ручьи, на сухом полу сразу же расцвели яркие рыжие пятна, капельки воды в древесной пыли остались причудливыми шариками и раскатились перед входом.
– Рассказывай, че не спится, чего домой не идешь? Набедокурил чего?
– Нет, – спокойно ответил парень, – Разговор есть.
– Михаил, –
