меня хватило только на банальности.
– Не важно, банальности это или нет, если они сказаны искренне.
– Еще одна банальность.
Матье как будто ищет кого-то в толпе.
– Кстати, мне нужно познакомить тебя с журналистом, о котором я говорил тебе вчера. Он в восторге от фотографий. Не скрываю, сначала он был настроен скептически – должно быть, вообразил, что мы наскребли выставку по сусекам… Пообещал мне хвалебную статью на следующей неделе.
– Хорошо, но не могли бы мы заняться этим после автографов?
Он бросает на меня подозрительный взгляд.
– Ты ведь не убегаешь?
– Это в моем духе?
– Вообще-то, да.
– А если серьезно, у тебя есть новости от Лашома? Он сказал, что перезвонит мне.
При упоминании имени нашего адвоката Матье морщится и качает головой:
– Ничего конкретного, но я действительно считаю, что это были пустые угрозы. Твой брат…
– Мой единокровный брат.
– Ладно, ладно… Твой единокровный брат так далеко не пойдет. Он ничего не может сделать против нас. Твоя мать – распорядитель наследства, и он получит причитающуюся ему часть. Ни один судья не запретит выставку или издание книги без веских причин. Что ему это даст?
– Ты не представляешь, на что способен Камиль, когда впадает в паранойю.
– Ты знаешь, где он сейчас?
– Нет. Либо в реабилитационном центре, либо загрузился под завязку в каком-нибудь гостиничном номере. Ничто не ново под луной, а он потратил на это половину своей жизни.
– Ты жесток к нему, Тео.
– А он разве нет? Проклятье! Как он может угрожать нам судебным иском из-за этих фотографий? Йозеф и его отец, но Камилю всегда было плевать на его работы. А теперь он появляется как чертик из табакерки и изображает защитника! Мой отец никогда не возражал против того, чтобы фотографии однажды были обнародованы. Уверен, он этого даже хотел…
Сам того не сознавая, я повысил голос, так что несколько человек повернули головы в нашу сторону. Я еще не пережил оторопь от заявления, которое Камиль направил нам через судебного пристава. Я злился, ведь он был прекрасно осведомлен о нашей работе и никогда не проявлял к ней ни малейшего интереса.
– Я прекрасно все понимаю, Тео. Но не изводи себя. Давай не будем портить вечер, это было бы слишком глупо.
Я киваю, пытаясь успокоиться, но для меня вечер был испорчен еще до его начала. Моя семья «висит» на стенах галереи, выставленная на обозрение десятков и десятков незнакомых людей, но никого нет рядом. Я внезапно чувствую, что лишился части себя. В конце концов, возможно, Камиль прав. Наверняка было бы лучше, останься эти негативы лежать в картонных коробках.
Целый час
