тихо. Не кипятись! А если…
Неразборчивая скороговорка. Рик сдался:
– Тоже, вроде, ничего страшного… Ладно, идем. Человек ждет…
Будет сейчас клоунада, решил Никита. Впарят ему про дорогу дальнюю и даму треф, продадут жабьей икры полкило или хвост убитой в полночь гадюки – на счастье. Только откуда она про Ленку-то знает?
– Иди, – сказала Марго. – К ней иди. И не волнуйся. Все у вас хорошо теперь будет. Муж проводит, – и, кивнув на прощание, вышла.
И все?! – подумал Никита.
Мужчина повел его через коммунальные дебри. Остановился у обшарпанной двери, не той, через которую его впустили.
– Ну, бывай, – сказал хозяин. Если что – до четырех утра я тебя подожду. Вечер у тебя впереди и полночи.
Никита пожал плечами: с какой бы стати ему сюда возвращаться? И вышел.
Дворик был уже другой. Обычное дело – сквозная квартира на два выхода. Только зачем этот цирк?
Дождь кончился, ошметки облаков скользили по небу. Путь домой оказался длиннее – проходной двор, через который он привык срезать дорогу, был забран решеткой. Окольными тропами выбрался на Марата, нырнул в колодец родного двора.
Позвонил, дверь открылась. Ленка распахнула глаза, прижала к губам ладошки, смотрела, будто не веря, потом бросилась на шею:
– Ты…
– Я, – опешил Никита, – а кто еще?
– Ничего не говори, – она повела его в дом, – потом, все потом. Сейчас ребята придут! Сейчас будет праздник.
Она сновала из кухни в комнату, накрывала на стол и щебетала. Как здорово, что он вернулся. Как теперь классно все будет. Теперь и окончательно все у них станет хорошо. Он хмыкнул. Может, потом и расскажет, как Никитушка-дурачок за чудом ходил. Но не теперь. Кого она, интересно, позвала? Сюрприз будет.
И сюрприз – был. Они ввалились все и сразу, хлопали его по плечу, жали руку. Сенька с Кайзером, года два их не видел, Карась… а этот как? Он же вроде… того? Никита слышал, говорили о каком-то страшенном ДТП на Кольцевой. Слухи? Конечно, слухи! И Серега пришел. Этот живей всех живых, шуршит себе – от Зимнего до Смольного. Чиж ввалился, огромный, громогласный…
Чиж? Не может этого быть.
Он сам, Никита, ходил к его матери. Не хотел, боялся, но пошел. Кто-то должен был. Никита тогда с ним фотографом напросился, командировка была на месяц, от агентства новостей…
…Пустая улица, вода журчит из раздолбанных водопроводов, коты орут, как оглашенные. И они с Чижом, два идиота под южным небом в городе Н, где гортанная речь, а звезды злы и огромны, как блюдца. Где эхом войны – мины в домах, в тех странных домах, где вперемешку слепые глазницы выбитых стекол и стеклопакеты с дымами буржуек.
И дом. Вернее, уже не дом, а обрубок. Дурацкое это пари, рулетка гусарская, после которой он намертво бросил пить… Он да Чиж, оба пьяные в дым, хихикают и идут. Туда…
Никита вспомнил, как сидел на кухне, мусолил ложечкой кофе, смотрел в прозрачные,
