-Люба.
––Хорошо! Люба!!! Только почему тогда во всех документах написано, что ты Лена?!!
––Люба!!!!!!!!!!
––Ладно-ладно! Люба! В анамнезе у тебя сложное невралгическое заболевание! Тебе категорически нельзя простужаться!
––Я во-от ЭТО не надену!!!
––Так и будешь ходит в простыне?!!
––Так и буду!!!
Тут воспитательница заметила меня, закричала дурным голосом «и ты ещё здесь!» и едва ли не вытолкнула меня за дверь.
Во второй раз я увидала эту Лену-Любу после обеда. Она, прихрамывая, шла за своим поросячьим отрядом. На ней был довольно унылый коричневый лыжный костюм, но из верхнего кармана кокетливо торчал уголок яркого клетчатого носового платка, а воротник сзади был элегантно приподнят.
Любка держала фасон.
Волчьи ягоды, фиолетовые языки и «швыдка Настя!»
Моё поколение – это мальчики и девочки, рождённые в войну или за год-два до неё. Среди них было много больных детей, по настоящему испытавших в войну голод и холод. В каникулы их лечили в санаториях и лагерях санаторного типа, таких как наш. Но далеко не всем удавалось в них попасть. Теперь я понимаю, что тем, кто побывал в Евпатории, здорово повезло. Но тогда нам казалось, что врачи просто из вредности не оставляют ребятам времени для «нормальной жизни».
Целый день медсестры металась от корпуса к корпусу, собирая детей «на грязи, ванны, УВЧ» и прочие инквизиторские забавы докторов. Даже купание в море! Даже оно проводилось по часам и считалось лечебной процедурой!
Был ещё «мёртвый час», который, разумеется, никто не соблюдал. Мы выставляли у дверей наблюдателей и занимались, чем хотели. Читали, дулись в «морской бой», менялись лентами для косичек и даже играли в камешки. Когда наблюдатель при виде вожатой или воспитателя шипел «Полундра!», все накрывались простынями с головой и затихали.
На личную жизнь отводилось пару часов вечернего времени. Самые большие девочки, для которых, кстати, устраивался не «мёртвый», а «тихий» час, проводили его, собираясь группками вдали от воспитателей и обмениваясь какими-то секретами. Несколько раз в районе их сосредоточения были замечены мальчишки.
Лично меня и моих ближайших подруг, Лину и Киру, мальчишки не интересовали. Нам хватало драк с ними в учебном году. Мы в свободное время делали набег на хоздвор, где росли две шелковицы. Одна – в центре его, а другая – у самого забора. По закону бутерброда, который падает маслом вниз, посередине двора дерево было с белыми плодами, а у забора – с красными! Каждый раз мы наедались ягод от пуза, и, конечно, на нас нападала «швыдка Настя». Ну, это, когда в туалет бегают в самое неурочное время. Туалет у нас был во дворе, и, с какой стороны к нему не подбирайся, взрослые тебя обязательно засекут.
Для того, чтобы во-время предотвращать будущие набеги на туалет, воспитатели, увидев Лину, Киру или меня, всякий раз говорили: «Покажи язык!». Дело в том, что от красной
