нужно, меня там ждут, – лицо серьезное, классика жанра.
– Вы пришли трудоустраиваться? – вполне серьезно интересуется эта жертва бургерной диеты.
Он так серьезен, что меня подмывает поинтересоваться, неужели у них в отделе кадров можно еще и в боулинг катануть? Стоп! Спокойствие, Антон! Ты же серьезная личность. Сука! Серьезные личности не устраиваются на работу убирать какашки! Зачем он напомнил мне о какашках? Или это я сам? Вдох-выдох, вдох-выдох.
– Да, – просто отвечаю я.
– У вас есть документы? Паспорт?
– Да, – я краток и лаконичен.
Полистав паспорт, он возвращает его мне.
– Подождите тут, я сейчас в кадры позвоню.
Я смотрю на спину охранника, удаляющегося походкой грациозного гиппопотама, и мне становится искренне жаль его жену. По моим наблюдениям, еще не обремененным большим жизненным опытом, но все же, как я считаю, верным, жены у таких вот жиртрестов всегда маленькие, хрупкие, почти воздушные создания. И наоборот, у основательных женщин, ну, у тех, которые коней на скаку останавливают и работают шпалоукладчицами на железной дороге, мужья словно сухостой. Видимо, в этом вопросе подобное к подобному не тянется…
Детский плач ввинчивается в мозг, прервав мои глубокомысленные размышления по поводу несправедливого распределения живой массы тел в семейных парах. Не выношу, когда плачут дети, сразу хочется заткнуть уши. Оглядываю вестибюль – девочка, лет пяти, стоит у автомата со сладостями и, жалобно хныча, просит маму купить ей конфетку. Мама пытается тихо объяснить девочке, что у них нет лишних денег и она не может купить «ляльку». Женщине крайне неловко, она смущена, а девочка продолжает плакать. Хочется провалиться сквозь землю, лишь бы не слушать и не видеть этого.
«Господи! Успокой эту малютку!» – мысленно взываю я к небесам и, достав из кармана пятидесятирублевую купюру, подхожу к этому ящику со спрятанными в его недрах вкусняшками. Что у нас тут имеется? Так, конфеты, жвачка, гематоген. Нажимаю кнопку под гематогеном – аппарат съедает купюру и выплевывает два батончика. Опускаюсь на корточки перед девочкой, она завороженно смотрит на батончики в моей руке. Женщина тоже смотрит на меня. Две пары женских глаз абсолютно разного возраста. Одни успели повидать в этой жизни очень многое, вторые не видели еще ничего, но в этот момент в них одинаковое выражение – удивление с ожиданием продолжения.
– Все в порядке, я здесь работаю, – это маме.
Женщина молчит, лишь одобрительно кивает и осторожно улыбается.
– Привет, солнышко! – это уже девочке. – Не плачь. Смотри – лялька, – я протягиваю ей батончики.
В голове у девочки происходит борьба: взять или нет? Дядя чужой – нельзя… Лялька вкусная – зя! зя! зя! Следы этой борьбы так явно отражаются на заплаканном личике, что впору самому заплакать, и у меня слезы начинают наворачиваться на глаза. Мама приходит на выручку:
– Возьми.
Барьер
