Тилиманиду, правнуку Зевса и соратнику Уллиса и Ахилла. Про них было сложено немало легенд, надеюсь, мой юный друг слышал некоторые из них,– начал Пелит, продолжив заматывать культю туникой.
– Да я слышал песни рапсодов об осаде великого города Трои и про Героев, равных богам, – подтвердил я, невольно вспомнив своего друга по нелёгкой гладиаторской судьбе, умершем полгода назад. Он был горазд рассказывать разные байки, в том числе и про то, о чём начал говорить Пилит.
– После того как Аякс кинулся на меч, прошла пара поколений, и мой досточтимый предок Филей перебрался в славный полис Афины. И передал наш родной остров Саламин под руку Афин. И род наш из царского превратился в род просто знатный,– с некоторой грустью продолжил он.
– Но, несмотря ни на что, наш род процветал. В нём были и отважные воины и мудрые военачальники и не менее мудрые политики и философы. Я же посвятил свою жизнь медицине и философии. Впрочем, если бы выбрал военную стезю, то не лишился бы руки в схватке с зеленокожим воином,– закончил он свой рассказ, одновременно завершив завязывать узел на культе при помощи зубов и здоровой руки.
Посмотрев мне в глаза он увидел там изумление, так как не каждый день увидишь человека, спокойно рассуждающего об истории своих предков и попутно обрабатывающего свою же отсечённую руку.
– Не думай, что я безумец, получающий удовольствие от своей боли,– предостерёг он. Это или проклятие, или дар нашего рода: мы почти полностью не чувствуем боли. Для воина в гуще боя это, возможно, и хорошо, но в обычной жизни заметить рану можно только когда ощутил слабость от потери крови. А увидеть ожог – только случайно посмотрев на ногу в костре. Впрочем, не будь у меня этого дара, я вряд ли справился бы со своим противником. После того как он отсёк мне руку своим мечом, он не ожидал, что это меня не задержит даже на миг. Да и раны обрабатывать намного проще.
Я же решил немного рассказать и о себе.
– Как уже сказал, я – гладиатор. Таких прозывают фракийцами, что для меня вдвойне справедливо, так как я сам родом из Фракии. До того как меня купил ланиста, я успел провести в рабстве уже год, собирал виноград и оливки. Я не самый плохой гладиатор, раз до сих пор жив и на свободе, – озвучил я очередную полуправду: пусть лучше думает, что у меня есть деревянный меч или что я сам себя выкупил, чем узнает, что я беглый.– Здесь же я скитался по этим тёмным катакомбам, видел множество мёртвых и несколько живых, которые не без моей помощи тоже стали мертвецами, – произнёс я, показывая рукой на отсутствующий глаз и давая понять, что и для меня эти встречи не прошли гладко.– Видел ещё и плантации или сад, в котором потомки тех, кто жил тут раньше, собирали урожай.
Помолчали пару минут, думая каждый о своем.
– Как насчёт взаимовыгодного обмена? – обратился ко мне Пелит.
– Смотря что ты хочешь у меня попросить и что готов дать взамен,– почти незамедлительно ответил я.
– Как ты видишь, мой юный друг, у меня есть шесть торб, что бездонными зовутся,– провёл он рукой перед собой.– И, как я, вижу твоя немного отличается,
