рад.
– А за меня? – Славский достал сигарету. – За меня вы не рады? А то давайте порадуемся вместе.
– В вас говорит злость, Сергей. Не я был виноват в ваших неприятностях. Не я. Вы сами решили так жить.
– А что же я делал плохого? – В голосе Славского послышалась злость. – Что? Мне приносили вещи, я их реставрировал.
– Это были краденые вещи, и вы, как художник, прекрасно знали это.
– Предположим.
– А нечего предполагать, Сергей. Зачем? Вы вступили в конфликт с законом и понесли наказание.
– Теперь вы хотите пришить мне кражу Лимарева?
– Я ничего не хочу, но поставьте себя на мое место…
– Нет уж, увольте, – перебил Калугина Славский, – я ни на одну секунду не хочу быть на вашем месте.
– Так я продолжу. Исчезает Лимарев, а вы отвечаете за его сохранность.
– Неужели я такой дурак, дорогой мой капитан.
– С вашего позволения, майор.
– Тем более.
– Но я не кончил, – жестко сказал Калугин, – я не говорю о том, что вы украли. И не подозреваю вас, я просто думаю о совпадении.
Славский встал.
– Ишь ты, совпадение. Для вас кража медальонов обычная работа, а для меня горе, дорогой майор, а для меня. – Он помолчал, затянулся глубоко, посмотрел на Калугина. – Для меня это крушение надежд.
– Не понимаю.
– Когда еще мне доверят реставрацию музейной экспозиции? Не церкви, не картинок и икон у жуковатых коллекционеров, а экспозиции. Причем художника открытого, найденного. Вы понимаете, о чем я говорю? На Лимареве я сделал бы имя. Да и не только имя. Главное, что я сам увлекаюсь эмалью. – Славский махнул рукой. – Кстати, передайте вашему шефу, что я хотел нарисовать ночь, машину и женщину. Он спросил почему. Тогда я не вспомнил. Сигареты.
– Какие сигареты?
– More, американские дамские сигареты, длинные темно-коричневые сигареты, я видел окурки.
– Их может курить мужчина.
– Может. Но у меня возникли ассоциации именно с женщиной.
Славский пошел к выходу, а Калугин остался сидеть за столом. Потом он встал, подошел к стойке и заказал большую чашку кофе и мясной салат.
Телефон Фомина был наглухо занят. После получаса бесполезных попыток Вадим сказал Симакову:
– Позвони дежурному, пусть остановит этот поток красноречия.
– А может, у Фомина роман?
Вадим усмехнулся. Он представил подполковника с цветами в руках, ожидающего даму у памятника Пушкину.
– Не думаю. Видимо, у него телефонный роман с прачечными.
Он взял заварной чайник, налил себе в стакан коричневой, почти черной, настоявшейся жидкости.
– Какая же гадость этот портвейн.
– На любителя. – Симаков положил руку на телефон. – А может, я с вами поеду, Вадим Николаевич?
– Нет. У тебя и так дел хватает. Устанавливай машину.
– Я
