её мать, как-то раз в участок за Любой не брат явился, а Надежда Михайловна, вроде так ее зовут. Красивая женщина, хотя по слегка одутловатому лицу было видно – любит выпить. Плаксивая, не злая, на Любу не орала как другие мамаши на своих детей бы орали в таком случае. А вот Люба на нее волком смотрела, тогда меня это удивило.
– Почему ты так к своей матери относишься?
– Я же сказала, что не хочу об этом говорить!
– И все же? Я не отстану.
– Потому что она пьет, что тут непонятного?
– Приятного мало.
– Разумеется. Я пыталась ее вытащить, кодироваться водила, но толку никакого, – процедила Люба, отвернувшись от меня. – Только закодирую ее, уйду на работу спокойная и радостная, а дома мои сбережения. Я их прятала, на видном месте не оставляла, но у мамы и отчима будто нюх на деньги, ей Богу. За шкаф, блин, где обои на стене отошли, деньги схоронила. Пришла домой – они пьяные, денег моих нет. И такое было не один раз. Я просто устала ее любить, вот и все. Доволен?
Логично. Сам бы, наверное, руки опустил. Но тот взгляд я помню, Люба тогда даже не работала, школьницей была. А на мать свою с ненавистью смотрела. Причем, ненависть была лютой.
– И это все? Помнишь, ты первый раз ко мне в кабинет попала… лет четырнадцать тебе было, или пятнадцать, когда ты с подружками из продуктового что-то сперла? Тогда твоя мать за тобой явилась. Я думал, что ты ее ударишь, так смотрела на нее. А она тебя обнимать лезла, по голове гладила.
Не стал Любе передавать слова своего напарника, заставшего эту сцену. Любу он назвал начинающей неблагодарной шлюхой, а ее мать – бедной женщиной, которая понятно почему пьет. С такой дочерью любая забухает.
– Тебе так любопытно? Ну ладно. Я с мамой год тогда на ножах была, и все из-за Дианы. Мне тринадцать было, когда она ее родила. Папы на втором месяце маминой беременности не стало, мама в депрессию впала, – Люба заговорила глухим голосом. – Я пыталась ее поддерживать, мама папу очень любила, и я боялась, что она… ну, за ним пойдет. В окно, например. Сидела с ней рядом, о еде заботилась, даже мыла ее. А деньги заканчивались у нас, хорошо хоть Лешка начал подрабатывать, иначе бы мы не вывезли. Мама же не пила раньше, я помню, она только на Новый Год бокал шампанского выпивала, и все, – вдруг повысила Люба голос, и снова потухла. – В общем, на восьмом месяце беременности мама встретила этого уродца, который теперь мой отчим, и начала пить. Беременная! Его домой притащила! Думаешь, мы всю жизнь в этой развалюхе жили? Нет. У нас маленькая, но нормальная квартира была, правда мы с Лешкой в одной комнате жили, но ничего, нам хватало. А тут вдруг папы не стало, мама сначала в депрессию, потом к водке потянулась при том, что ребенка ждала. Я даже подростком понимала что она может из-за этого родить больного малыша. Еще и притащила домой скота. Ну и дома мы лишились. И оказались в бараке.
– И за это ты ненавидишь ее?
– За то, что она о Диане не думала. Я с ужасом ее из роддома ждала, её пьяную в него увезли. Читала про матерей-алкашек, и какие могут детки родиться. Диана чудом родилась нормальная, у нее только на
