стало ясно, что в чувство мне привести его не удастся. Больше того, что я зря теряю время – нужно срочно звонить в скорую.
Я выскочила из ванной. Сосед, который помог мне попасть в квартиру, конечно, уже сбежал, не желая контактировать с зараженным. Я заметалась по комнате. Мне нужен был паспорт Гордона и его медицинская страховка. Каким-то образом я догадалась пошарить на полке, и там нашла документы и страховку, вложенную в обложку паспорта. Оставалось лишь отыскать ней номер, по которому можно вызвать скорую.
В машине он ненадолго пришел в себя. С трудом поднял голову, обвел мутными, будто затянутыми туманом, глазами салон. Взгляд его упал на меня, и он попытался что-то сказать. Врач отвел от его лица кислородную маску, и он едва слышно просипел:
– Это ты?
– Нет, не я…тебе приснилось…
Гордон попытался сфокусировать на мне ускользающий взгляд, но тут же снова провалился в температурное забвение.
Вскоре позади осталось все: мучительное ожидание врачей, растянувшееся, как мне казалось, на вечность, когда я сидела на полу и держала его за недвижимую, пылающую в моих ладонях, руку; разговор с доктором, когда я трясла перед ним своей справкой с результатами анализа и требовала, чтобы меня тоже взяли в больницу, разрешили стать донором плазмы для Гордона.
– Я видела его страховку, я знаю, что у вас одна из самых передовых клиник. Ведь вы делаете такую процедуру? Делаете переливание?
– Делаем, но… Нужно еще, чтобы группы крови совпали.
– У нас совпадают.
Это я знала еще с тех времен, когда мы были вместе.
– Кто вы ему? Родственница? Жена? – спросил врач, разглядывая меня с легким изумлением.
И я, хмыкнув, ответила:
– Я женщина, с которой он судится.
Все это было позади, мы уже были по пути в больницу, через несколько минут Гордона должны были поместить в реанимацию, а меня отправить на срочные анализы. А после, убедившись, что я ничем не больна, взять у меня кровь, антитела в которой могли спасти Гордона. И теперь я могла почти спокойно разглядывать его такое худое от болезни, прекрасное лицо, с которого внезапно сошел налет насмешливого высокомерия. Он будто бы помолодел от страданий, и казался мне теперь хрупким, прекрасным юношей, еще не испорченным славой и разгульной жизнью. Мой бедный мальчик! Только живи, только живи…
В памяти еще живо было, как он кричал на меня в полицейском участке, где нам довелось вместе провести ночь, срываясь с великолепного баритона на визгливый контра тенор. Да в общем, и все другие события последних полутора лет не давали надежды на то, что Гордон обрадуется, опознав в незнакомке меня. Нет, мне точно не место было рядом с ним.
В больнице Гордона сразу же погрузили на каталку и повезли по коридору в сторону реанимации. Меня же отправили в другое отделение, и в
