человеческими органами чувств была не в состоянии.
Спустя неделю после этого вечера чаша моего терпения переполнилась, и я решила уйти от Гоши. Виной тому стал очередной устроенный им безобразный скандал. Мой благоверный собирался на спектакль, как вдруг обнаружил, что его любимый галстук куда-то задевался. Разыграна была целая драма. Гоша заламывал руки, стенал и обвинял в потере всех и вся. Тамара Андреевна, выслушав лишь первую часть этой арии, удалилась к себе в кабинет и захлопнула перед попытавшимся сунуть туда нос Гошей дверь. Я тоже собиралась было ретироваться, но не успела. Дражайший супруг настиг меня в гостиной и завел любимую песню.
– Это все твоя гребанная собака. Ты за ней не следишь, она тащит все, что плохо лежит. Наверняка, это она сгрызла мой галстук…
– А, может, ты его забыл у очередной своей поклонницы? – не сдержавшись, съязвила я.
И Гоша от такого моего выпада зашелся еще больше.
– Ты голодранка, – орал он. – У тебя никогда не было ничего своего, и чужие вещи ты ценить не умеешь. Сколько раз я говорил, чтобы в моем доме не было этой псины?
– А сколько раз я тебе говорила, что «эта псина» покинет твой дом только вместе со мной? – наконец, вспылила я. – Что ж, видимо, этот день настал.
Бросив это, я решительно прошла в спальню, выволокла из шкафа большой походный рюкзак и принялась беспорядочно скидывать туда с вешалок свои вещи. Гоша в чем-то был прав – их у меня, действительно, было немного. Как-то так вышло, что за время почти двухлетней жизни с этим мужчиной, вернее, капризным мальчишкой, я так и осталась в его доме гостьей.
Тамара Андреевна вошла в комнату ровно в тот момент, когда я усаживала Буню в рюкзак, поверх вороха одежды. Буня явно обеспокоена была таким вопиющим нарушением распорядка дня, нервно поводила ушами, но противиться мне не пыталась – раз хозяйка считает, что нужно срываться не пойми куда с одной сумкой, значит, нужно. Свекровь, кажется, с одного взгляда оценила, что происходит, оглядела застывшего у окна в трагической позе Гошу, меня, раскрасневшуюся, с прилипшими к щекам волосами, и Буню, выглядывающую из расстегнутой рюкзачной горловины.
– Где ты будешь жить? – спросила она меня.
Сразу – четко и по делу, без лишних сантиментов. Я должна признать, что тогда мне это в ней нравилось.
– Не знаю, – дернула я плечами. – Пока перекантуюсь у коллеги. Потом придумаю что-нибудь.
Тамара Андреевна в задумчивости прищелкнула пальцами – была у нее такая привычка – и сказала мне.
– Вот что, Инна. Ты бы оставила пока Буню у нас. Зачем ей таскаться по чужим углам? Здесь воздух, природа, я за ней присмотрю лучше, чем кто бы то ни было, в этом, я надеюсь, ты не сомневаешься.
И снова, как и после того, давнего нашего разговора, Буня с испугом покосилась на меня, как будто поняла, что предлагала мне
