друзья подарили,
Александр с Николаем. Их вечных высот
Мы еще не постигли, но все ж воспарили.
До сих пор мы в полете, упорно летим.
Перед нами раскрылась холодная вечность.
Но всегда согревает в далеком пути
Нас Нехамина нежность,
Голубиная верность1.
Мы расстались с Нехамой,
Что тщетно понять…
Значит, крылья сложить неизбежно придется?
Эту горькую истину трудно принять
До тех пор, пока сердце надеется, бьется.
Нам она завещала друг друга любить —
Это было в ее голубиной натуре
Самым главным,
Поскольку любить – значит жить
И служить
Делу жизни завещанной – Литературе.
Я в музейную тишь не спешу заходить.
Слышу голос Нехамы в телефонной мембране:
«С вами я остаюсь!
С вами я буду жить.
Я всегда буду здесь.
Я всегда буду с вами…»
Вот так и пишутся стихи. Не всяко лыко в строку. Но главное, думается, удалось сохранить. Кому сейчас интересен «трояк», поставленный маленькой изящной ручкой женщины, познавшей в юности ужас фашистского гетто. За свою жизнь она вдохнула в тысячи душ будущих филологов, учителей, журналистов и писателей любовь к мудрому слову, заключенному в прекрасных книгах. Это и была ее голубиная верность.
2–6 марта 2009 г.
Был еще один «удовл» на финише моей студенческой эпопеи. Сдавали мы госэкзамены. Доцент Валентина Васильевна Соколова принимала во главе экзаменационной комиссии предмет «Современная русская литература». Идя на экзамен, ничего по обыкновению не загадывал, полагаясь на судьбу и сообразительность. Двенадцать раз сдавать блоки экзаменов (в седьмом и десятом классах в школе и на пяти курсах института) – закалка еще та. Но после прокола на «зарубежке» некий холодок подступал к внутренним органам, отвечающим за интуицию.
Куда подевался в тот день мой персональный ангел-хранитель, одному Богу известно, меня он об этом не предупредил. Я был согласен вытащить любой билет, кроме одного, где стоял вопрос по «Русскому лесу» Леонида Леонова. Ну не было у меня досуга прочитать такую толстенную книжищу!
В. В. Соколова, фотография 1933 г.
Как вы догадываетесь, черт дернул вытащить запретный билет. Сижу, вспоминаю худосочные общие рассуждения о фундаментальном романе русского советского классика. Хватило на четверть странички, проштемпелеванной экзаменационным грифом, куда полагалось записывать свои мысли. Но бес надумал вдохновить меня, и я быстренько набросал экспромт, который занозой до сих пор сидит в моем мозгу.
Ахти мне, братцы, пропадаю!
Но только верьте, не сдаюсь.
Вопрос не знаю, но не унываю,
И молча над билетом
