следующие события.
Она стояла совсем одна со своим маленьким чемоданчиком, поверх которого лежала полупустая дорожная сумка и большой красивый букет, аккуратно завернутый упаковочной бумагой. Ее бледное лицо со следами недавних слез казалось абсолютно спокойным. Люди, которые еще вчера восторженно аплодировали ей и кричали «Браво!», сторонились ее.
Группа артистов собралась на перроне в ожидании поезда и разбилась на небольшие группы, видимо, по интересам. Они что-то обсуждали, периодически раздавался смех, и обрывки фраз растворялись в шуме вокзала. Скорый поезд Берлин – Москва медленно приближался к перрону. К Вере подошел один из вчерашних добрых молодцов:
«Вер, ты как? Если че помочь, так ты скажи».
«Спасибо, Геночка, тут помогать нечего, все, как видишь, налегке».
«Ну как знаешь, если че, обращайся. О, глянь, начальство прибыло. Ну, я пошел».
«Иди скорее, пока не увидели рядом со мной. В черный список попадешь».
«Да ладно тебе», – ответил он, поспешно отходя в сторону.
По перрону шла группа людей, рядом с которой носильщик вез большую тележку, доверху наполненную чемоданами и сумками. Впереди делегации степенно шагал народный артист под руку с супругой, которая прижимала к себе маленькую собачку породы пекинес. Представителя Минкультуры вели под руки немецкие организаторы, так как сам он двигался с трудом, но при этом был весел и все время пытался что-то сказать. Замыкал шествие человек с багровым лицом, явно недовольный происходящим.
«Здравствуйте, дорогие товарищи!» – все, что успел вымолвить ведомый, которого сразу определили на посадку в вагон.
Народный артист, увидев Веру, одиноко стоящую в стороне, обратился к жене:
«Жень, подойдем, поддержим? Или постой, я сам».
«Нет, я с тобой», – и она уверенным шагом двинулась вперед.
«Доброе утро, Верочка!» – ласково пролепетала супруга народного артиста.
Бархатный тембр мужа продолжил тему поддержки:
«Не переживай, Вера. Приедем и будем думать, как все уладить. Кстати, в этих газетах ничего плохого не написано. „Звезда советского цирка сразила наповал размахом русской души“ и все прочее в том же духе».
«Вот по приезду из меня всю эту душу и вытряхнут», – грустно улыбнувшись, ответила она.
«Не позволим. Будем разговаривать, доказывать… Вон, видела, кого сейчас в вагон грузили, а это обратная сторона размаха русской души. Так что будет о чем поговорить».
«Арнольд Теодорович, позвольте мне побеседовать с нашей примой наедине», – утвердительно попросил человек с мрачным багровым лицом.
«Пожалуйста. Только прошу вас – не сгущайте краски. Давайте спокойно доберемся до столицы, там будем во всем разбираться. Это я вам говорю как инициатор того, что произошло».
«Хорошо, что вы это понимаете».
«Конечно, понимаю. Надеюсь, и вы понимаете,
