Я совершенно один».
Филимон задумался. Фраза была хорошая. Округлая такая, вкусно пахнущая. Интересно, кто ее придумал? Вряд ли Осторожный. При всей своей ласковости, слова были требующие, Осторожный никогда не решился бы так говорить. «Хозяин, конечно же, Хозяин, больше некому!»– и мышонок уважительно тряхнул ушами.
Но если уж Хозяин сказал, надо срочно полюбить. Только кого? Ведь и его, Филимона, никто не любит – никто же не знает, что он живет в этом ящике (того, случайно заглянувшего и увидевшего мышь, он давно позабыл).
Мышонок загрустил: вот легко Хозяину сказать: «Любите друг друга». Но бедному маленькому мышонку, коротающему свой век в темном ящике, любить-то совершенно некого и не за что. Филимону стало тяжело на душе, его мышиное, всегда так преданное сыру сердце тоскливо заныло.
Но авторитет Хозяина был велик. И мышонок решил обязательно научиться любить тех, кого он никогда не видел, но чьи голоса различил бы из тысячи. А пока… Филимон улыбнулся своей глупости: разве он так уж одинок? Ведь есть же тот, кто всегда рядом, кто постоянно находится в комнате, а, возможно, даже и в ящике. Мышонок решил потренироваться в любви на нем – вдруг, он, все-таки, есть, и вдруг, его тоже никто не любит? Тогда ему будет приятно. И Филимон негромко пискнул: «Я люблю тебя». Ему стало тепло. Как же хорошо, когда есть кто-то, кого можно любить. И кому можно об этом сказать.
А в другой комнате – будь мышонок опытнее, он несомненно определил бы ее как кухню,– Маленький лев достал из холодильника кусок сыра и аккуратно отрезал от него малюсенький ломтик. После чего убрал сыр и, вымыв нож, вышел из кухни, выключив свет.
Глава 4
Филимон любил свой маленький мир. Он был темным, это правда. Но зато очень уютным, наполненным тысячей звуков и запахов. Иногда мышонок задумывался, как он попал в этот ящик? И кто создал его, Филимона, маленького мышонка, коротающего свой век в ящике комода? И откуда взялся ящик, комод, комната и все-все-все.
Да, бывали минуты, когда Филимон бывал настоящим философом.
Но минуты эти проходили, оставляя долгие часы, когда Филимон был самым обыкновенным мышонком. Он сворачивался уютным клубочком и спал, во сне поводя своими большими ушами, чтобы не пропустить ни одного звука. И стоило двери лишь чуть-чуть скрипнуть, как Филимон открывал глазки, поднимал голову и слушал, слушал, слушал…
В тот день разговор в комнате зашел об умножении хлебов и рыб. Филимон был уверен, что правильно понял – говорили именно об умножении. Мышонок был немного знаком с умножением, но сейчас никак не мог понять, что имели в виду Хозяин и Вихрь. Что они умножали? Пять хлебов на две рыбы? Ерунда какая-то. И что потом делили? Филимон от беспокойства заерзал. Нет, с делением понятно: пять разделить на два, значит, на одну рыбку приходится два с половиной хлеба. Значит, на бутерброд приходится… Стоп, сколько рыбы приходится на бутерброд? И зачем есть бутерброд с рыбой, когда с сыром он намного вкуснее?
Мышонок почувствовал, как от напряженных размышлений
