Англия. 14 июня 1133г.
Герцог проснулся рано. Он и раньше в молодости не слыл лежебокой и, едва первые робкие солнечные лучи окрашивали восток в розоватые тона, был уже на ногах, что не раз спасало и выручало его. Так было и под Аскалоном, да и возле Антиохии несколькими годами раньше, когда именно его кипучая натура, не желавшая нежиться на мягких постелях, выручала его самого, да и всех его соратников. Ведь если командир уже готов к бою, то и армия его не подведет.
Но с годами его организм слабел, дряхлел и, положа руку на сердце, все чаще и чаще стал давать сбои. То сердце прихватит, то сбоку так защемит и кольнет, что аж в глазах темнеет, но герцог Робер лишь тихо скрипел зубами, улыбался и, как ни в чем небывало, продолжал совершать свои утренние прогулки с соблюдением обязательного гимнастического моциона, коему его приучил покойный отец Гильом Завоеватель, твердивший юному подростку: «Тело должно быть живым, крепким и задорным, тогда и смерть от тебя будет шарахаться, словно ты прокаженный для нее…».
Вот Робер и продолжал каждое утро десятилетиями закрепленное правило, привитое его отцом – он бегал, приседал, подтягивался и, как теперь говорят, качал мышцы брюшного пресса.
Рыцари, оруженосцы и прислуга Кардиффского замка поначалу смотрели на эти «сумасшествия» широко открытыми от удивления глазами, но затем, сами того не замечая, стали присоединяться к герцогу. Сначала, в виде веселой шутки или игры, мол, если старик так может, то мы-то чем хуже. Затем, когда это вошло в привычку, для того чтобы их крепкий и здоровый вид радовал не только оружейников, коим теперь не приходилось переклепывать кольчуги, наращивая их брюхо, но и своих жен, любовниц и гулящих девок, живших неподалеку от замка.
Единственное, что тяготило все эти годы пленника – ощущение несвободы. Вроде бы он и не был узником в полном понимании этого слова: мог гулять, охотиться и даже выезжать за пределы замка, а не сидеть в закрытой тюремной камере, но именно эта половинчатость и была тем невыносимым бременем, что давило на плечи стареющего герцога и сжимало ледяными тисками его сердце. Он жил, словно птица в золотой клетке…
Жизнь быстро проносилась за стенами мрачного Кардиффского замка, долетая до него лишь разрозненными обрывками и отголосками, тревожившими и зачастую смущавшими ум Робера Куртгёза. Более десяти лет прошло с тех пор, как его брат король-узурпатор Генрих потерял единственного наследника и теперь, за неимением продолжения по мужской линии, находился в полном раздрае и смятении.
Монахи и гости, изредка наведывавшиеся в гости к пленному герцогу, то вскользь, то словно нарочно, словно подливая масла в огонь, рассказывали ему обо всех сложностях наследования престола, будто бы герцог, который и сам превосходно разбирался в вопросах власти и генеалогии, не смог понять, что теперь, как ни крути, именно он является единственным живым и реальным претендентом на отнятый у него престол.
Робер, вместе с тем, прекрасно понимал и то, что дни его, как бы он ни старался и ни пыжился, сочтены и не бесконечны, а единственного законного сына и наследника, Гильома Клитона, судьба, словно в насмешку
