ответный огонь. Хендрикс тоже выстрелил. «Как-то это странно», – подумал Макларни отрешенно, дивясь тому, что они с подозреваемым как будто просто стоят и стреляют друг в друга – и, собственно, так оно и было. Он почувствовал обе пули – его толкнула каждая, – и в то же время увидел, как подозреваемый дернулся и с трудом побрел по склону к улице.
Макларни повернулся и хотел побежать обратно через двор, но нога его не слушалась. Он выпустил четыре пули и теперь хромал к улице, где хотел пустить оставшиеся две вслед преступнику. Но спустившись, увидел того на тротуаре, его пистолет – в стороне. Он подошел и сам лег на живот в нескольких метрах. Одну руку вытянул, не сводя прицела с головы преступника. Тот повернул голову к Макларни и ничего не сказал. Потом поднял руку и с трудом махнул. Хватит, хотел сказать он. Достаточно.
К тому времени над ними уже стояла половина Западного, и Макларни наконец отпустил пистолет, когда увидел, как Крэйг Поуп нацелил преступнику в лицо свой 38-й. А потом пришла боль – резкий прострел в животе, – и он попытался определить, куда попали. Ноге трындец – но, думал он, в конце концов, подумаешь, нога. Вторая пуля, предположил он, попала в живот, под краем бронежилета. Тоже хорошо, думал Макларни, там нет жизненно важных органов.
Он почувствовал на спине что-то мокрое.
– Майк, переверни меня, посмотри, навылет или нет.
Гайек приподнял его за плечо.
– Да, навылет.
Навылет. Чудный способ узнать, что от кевлара толку ноль, но Макларни радовался хотя бы тому, что пуля не засела в теле.
Их повезли в одно травматологическое отделение разными скорыми, и по пути Макларни сказал медикам об ощущении, будто он падает, будто вот-вот свалится с носилок. Боль при этом усилилась.
– Не отключайся, – начали кричать ему. – Не отключайся!
Ах да, подумал Макларни. Шок.
Во время подготовки к операции он слышал, как раненный им человек издает стоны, и видел, как ему самому медики втыкают внутривенные капельницы и катетеры. Филлипс, полицейский из его сектора, позвонил Кэтрин, та отреагировала, как любой здравомыслящий человек, – выразила однозначную тревогу о благополучии мужа и равно однозначную мысль, что даже в таком городе, как Балтимор, большинство юристов доживает дни, ни разу не поймав пулю.
Ну все, сказала она ему потом. Чего ты еще дожидаешься? Макларни был не вправе с ней спорить – и сам это знал. Ему тридцать два, у него семья, он зарабатывает вдвое меньше своего выпускника, а в награду его чуть не пристрелили на улице, как пса. Если свести к сути, то истина – всегда вещь простая и упрямая, и да, ему пришлось признать, что особой выгоды быть копом нет. Собственно, никакой нет. И все же после происшествия он не передумал – в каком-то смысле для этого уже было поздно.
Он вернулся на службу только через восемь месяцев, причем большую их часть ходил с калоприемником, пока его пищеварительная система оправлялась для операции по закрытию
