ведущего на борт нефа.
Париж. Месяц назад. Королевский дворец.
Беседа явно не клеилась. Напряженное состояние всех присутствующих в небольшой комнате нависло в воздухе грозовой тучей.
Король Франции Людовик, высокий и крепкого телосложения сорокасемилетний мужчина с волосами цвета спелой пшеницы, молча просидевший почти всю беседу, резко поднялся и, метнув гневный взгляд на своего канцлера и по совместительству аббата Сен-Дени Сугерия, прошелся несколько раз по комнате, развернулся и, посмотрев в глаза молодому рыцарю, стоявшему застывшей словно каменной фигурой, произнес:
– Как у вас, мессир де Леви, язык поворачивается бросать подобные резкие слова в адрес нашего верного слуги и добропорядочного аббата Сугерия?! Послушать вас, так выходит, что мы почти с самого начала знали о том, что было уготовано покойным графам Шарлю Доброму и Гильому Клитону в этой мятежной, подлой и Богом проклятой Фландрии! Ересь и бред!..
Сугерий, отнекивавшийся и молчавший весь до этого разговор с Филиппом де Леви, с явным облегчением выдохнул, услышав слова поддержки из уст Людовика. Он приободрился и, расправив плечи, бросился в контратаку на Филиппа:
– Побойтесь Господа, сын мой! Мы прекрасно понимаем, что та горечь потери друга и христианнейшего рыцаря, коим был покойный граф-герцог Клитон, несколько помутила ваш рассудок… – он попытался положить свою сухонькую ладошку на волосы рыцаря, но тот тряхнул головой, выражая нежелание подставлять свою голову для его ласкового и вкрадчивого умиротворяющего жеста. Сугерий хмыкнул и продолжил. – Роковое стечение обстоятельств, только и всего…
– Роковое?! – Возмутился Филипп. Он мельком перевел взгляд на короля, затем на аббата: – Вы, монсеньор аббат, даже не представляете, насколько роковое! Фландрия, некогда мирная и верная, безвозвратно потеряна! Был перехвачен агент англичан, он, можно сказать, и руководил всем этим шабашем! Палач графа Гильома допросил его с пристрастием, а писец слово в слово записал все, что рассказал этот наймит-иуда!..
Сугерий бросил быстрый и испуганный взгляд на короля. Тот молча пожал плечами и кивнул ему, приказывая растормошить рыцаря.
– Значит, вы утверждаете, что были особые бумаги, явно доказывающие причастность короля Генриха к бунту во Фландрии? – аббат буквально буравил взглядом своих колючих глаз де Леви.
Филипп понял, что сказал несколько больше того, о чем желал поделиться с ними, спешно ретировался и, изобразив растерянность, пробурчал в ответ:
– Бумаги были, но они куда-то пропали. Покойный граф, – он решил соврать, мысленно прося прощения у покойного друга, – к несчастью, с ним разговаривал лично покойный граф Гильом, так что я не знаю ни имени, ни внешности агента.
– Жаль, очень жаль… – задумчиво произнес Людовик. – А мы, признаться, так рассчитывали на вас…
Сугерий, уцепившись за фразу короля, подумал, что, надавив на эти, как ему казалось, болезненные точки, он сможет убедить Филиппа де Леви изменить
