ландшафта – мечети, святыни и другие исторические места – осталась нетронутой, а отношения с Османской империей продолжали быть прочными, Крым также сохранял ощутимое татарское влияние. Таким образом, полуостров одновременно выполнял несколько функций: он был связующим звеном России с черноморским и средиземноморским пространствами; он был первым «Востоком» империи и, таким образом, служил для России своеобразным свидетельством ее принадлежности к Западу318; также он представлял собой экспериментальное пространство для быстро развивающихся методов и стратегий имперского строительства.
Карта 3. Таврическая губерния и Крымский полуостров, начало 1880-х
В течение первых сорока с небольшим лет российского правления Крым оставался малонаселенным – там проживало преимущественно нерусское население. Высшее петербургское общество редко вспоминало о нем, да и в целом полуостров считался далеким экзотическим местом. Существенные изменения произошли после того, как в 1823 году новый генерал-губернатор, князь М. С. Воронцов, приобрел земли на южном побережье Крыма. Была быстро построена дорога из Симферополя через горы в приморский поселок Алушта, которая вскоре была продлена до Ялты. В 1840 году один из русских туристов заметил, что Ялта превращается «из ничего» в «очень красивый город»: «…на каждом шагу встречаются новые строения, повсюду деятельность»319. К середине 1840‐х годов дороги окончательно соединили живописный южный берег с остальной частью Крыма320. Тем не менее инфраструктура полуострова все еще оставалась неразвитой: когда выпускник Училища правоведения Александр Серов в 1845 году был назначен в Таврическую уголовную палату в Симферополе, ему потребовалось более месяца, чтобы добраться до Крыма из Санкт-Петербурга321. Тем временем Севастополь – военно-морской порт – стабильно развивался, достигнув к середине века численности населения в 35 000 человек. Однако вплоть до Крымской войны он играл второстепенную роль как в стратегическом плане, так и в общественных дискуссиях322.
Новой столице полуострова уделялось еще меньше внимания, и многие из тех, кто ее посетил, нелестно отзывались о ней. Для молодых специалистов, таких как Серов, который прожил в Симферополе с 1845 по 1848 год, Крым, несмотря на виноградники, пляжи и развлечения, скорее ощущался как ссылка323. Серов писал своей сестре: «Право плакать хочется, когда подумаю, какое варварство меня окружает»324. Он не нашел в крымской столице ни театральных, ни музыкальных событий, достойных упоминания, и тосковал по «шумной общественной деятельности, которой кипят большие города»325. Временами его назначение в Крым и вовсе ощущалось как наказание: «Я живу в глухом, уединенном губернском городе, лишенном всякой общественности, не вижу и не слышу ничего по искусствам…»326
Поначалу экзотическая
Несколько слов о Крыме (из путешествия офицера) // Сын отечества. 1840. Т. 4. С. 459.
30 000 из них, как утверждается, были мужчинами:
Я обязан Полу Дю Кенуа за то, что он обратил мое внимание на письма и переписку Серова: Александр Серов, письма к сестре от 31 октября и 28 ноября 1845 года: Письма Александра Николаевича Серова к его сестре С. Н. Дю Тур, 1845–1861 гг. / Ред. Н. Финдейзен. СПб.: Н. Финдейзен, 1896. С. 18, 23–24.
Письма Александра Николаевича Серова к его сестре С. Н. Дю Тур, 1845–1861 гг. С. 126.
Там же. С. 151.
Там же. С. 136.
