а папа был.. – он сделал снова паузу, посмотрел на слушателей своих: Злата с интересом слушала его, жадно впитывая каждое его слово, словно пытаясь воочию представить его историю жизни. Олег полулежал, прислонившись к ней, и пытался, как мог, сохранять сознание. Видимо трофейные капельницы пошли ему на пользу и чуть прибавили жизненных сил.
– Так вот. Папа у меня служил в КГБ. Это я уже потом узнал, когда пришлось мне анкету и автобиографию переписывать во время сбора комплекта документов в училище военное. Так бы и думал что он простой и обычный инженер в каком-то НИИ «Луч».
Рассказчик взял паузу. Снова приподнялся и осторожно осмотрел местность в сторону позиций противника. В это самое время артиллерия союзных сил начала как следует обрабатывать вторую линию укреплений украинских националистов.
– Папа был у меня как сейчас бы выразились наши толерасты и «всепропальщики» представителем кровавой гэбни. А он лишь Родину защищал. И, что самое удивительное, ведь никому из работяг там, или других наших соотечественников в общем-то плохого они и не сделали. Опустим перекосы и те времена.
Берем того же Солженицына – он сидел в ГУЛАГЕ, и поделом, он ведь даже там умудрялся вредительствовать. И ведь сволочь так красочно и с причмокиванием описал в своих «шедеврах» в кавычках. Когда стране нужна была защищенная связь – она комиссии дурачили, лишь бы не умотать в солнечный Магадан. – В это время рация затрещала.
– Голый, Голый, я Ёж, как слышите меня, прием!!
Виталий нажал тангенту на рации и ответил:
– Ёж, я Голый. Слышим вас нормально. Нормально. Прием.
Рация снова зашипела и выдала:
– Держитесь там? Коробки скоро прибудут. Ждите. Прием…
– Понял вас. У нас трехсотый тяж и я так по мелочи. Прием.
– Принято. Кроем пока артой заборчик, чтоб чубы не полезли. Прием..
– Принято. Держимся. Ждем. Прием.
– До связи.
– Так что прошу не путать с современными представителями этой партии, хотя, тут и говорить нечего, и тогда было много проходимцев, бездарей и прилипал разных мастей во власти. Хотя, я все-таки думаю, что отец знал, ну или догадывался, ведь мама его, моя бабушка, была православная, кстати, толком и неграмотная была, знала лишь, где за свою мизерную пенсию расписываться и денежки считать, когда сдачу в кассе магазина забирала.
В общем и целом, Бог меня видимо любил. Он всех любит. Так, по крайней мере, утверждают. У меня порой в голове не укладывается лишь одно: как может Бог всех любить… – Олег грустно покачал головой. – Хотя, на тот Он и Бог. Это мы в серости погрязли и заигрались в любовь и ненависть.
Снова взрывы раздались неподалеку от места, где они лежали.
– Вот хохлы неугомонные, блин.. – тихо произнес Олег. – Не дают насладиться рассказом о социалистической идиллии.
– Их сейчас колбасит от мысли одной, что они так
