дерьмо, только не так! Только не тут!
Вокруг грохотало, ломалось и звенело, вопили люди на разные голоса, и это было так похоже на ту сцену перед зданием суда. Максим и сам орал, когда мог, чувствуя обессиливающий ужас и отчаяние. А потом его ударило грудью о стол, и дыхание сразу кончилось, а следом пропало и сознание. Уносясь в небытие, он успел подумать: «берегись битого стекла, берегись стекла!», а затем его пару раз ударило о стену, распластав словно лягушку, после чего наступила тишина.
Именно эта тишина и привела его в себя. Максим понял, что жив и, хотя каждая косточка тела ныла от боли, ему показалось, что ничего серьезно не повреждено, хотя, возможно, это был просто шок. Вагон был темен, лишь где-то впереди мигала лампа и слышался сухой хруст стекол под тяжелым перемещающимся телом. В воздухе витал тяжелый запах перегретого железа. Осознание, что сейчас случится что-то еще, мгновенно подняло Максима на ноги. Он вскочил, чувствуя, как его мотыляет из стороны в сторону. На полу, головой под столом, лежал Крупинин и глухо стонал.
–Анатолий Евгеньевич, ты живой? – прохрипел Максим. Язык почти не слушался и распух, почти не помещаясь во рту. Максим нагнулся и потряс Крупинина за плечо. – Анатолий Евгениевич?
–Господи, – простонал Крупинин и слегка приподнял голову. Когда он повернул голову, Максим увидел, что лицо чиновника залито кровью, а нос свернут набок. —Господи, что это было?
–Я не знаю. Давай, поднимайся, надо выбираться. Не дай Бог…
Максим не договорил, что будет, если они немедленно не выберутся из вагона, но Крупинин, даже контуженный, соображал настолько, чтобы не спорить и резво, насколько позволяла обстановка, поднялся и двинулся к проходу, наткнулся на боковую полку, на которой стонала женщина, прижимающая к груди обмякшее тело мальчишки лет двенадцати. Лицо мальчишки было отрешенно спокойным, на лбу виднелся глубокий порез, из которого сочилась кровь, но при этом ребенок казался спящим. Женщина, которая внешне не выглядела пострадавшей, за исключением странно вывернутой ноги, мутным взглядом поглядела на них и с внезапной цепкостью схватила Крупинина за полу пиджака.
–Помогите мне вынести его наружу! – взмолилась она. – Темочка, мальчик мое, сыночек мой, да как же так-то?.. Мужчина, помогите мне, я не донесу, я, кажется, ногу сломала…
–Отвали, – зло рявкнул Крупинин, вырываясь. – Самому бы выбраться…
Он бросился вперед, натыкаясь на полки и пассажиров с удивительной для его плотного телосложения прытью. Ему не мешали ни валяющиеся на полу сумки, ни люди, которые сползали со своих полок, поднимались с пола и выходили в общий коридор, не понимая, что произошло. Пассажирка с мальчиком на руках глядела ему вслед, и ее рот начал дергаться в предчувствии истерики.
–Давайте мне, – сказал Максим. Она не ответила, будто не услышала. Максим повторил нетерпеливо и протянул руки: – Давайте мне вашего сына, я помогу!
Женщина передала ему мальчика,
