поболе. А так как, эти… – поморщившись, он осуждающим кивком показал в сторону пристроившихся невдалеке добровольцев – марковцев и дроздовцев.
Затем продолжил:
– Они ж за собой помещиков и колонистов приволокли, а те за шомпола и по дворам все стаскивать обратно в свои усадьбы. А тех, кто не отдавал растащенное добровольно, того, сами знаете, как оно было по законам военного времени…
Новоайдарсков, пристукивая себя по колену нагайкой, обдумав услышанное, беззлобно пробасил:
– У вас у всех еще будет возможность узнать до конца все нутро этих социалистов. Жену-то свою на всю жизнь после первой брачной ночи не узнаешь, так и с ними. Обещают много, но обещаниями мы все дюже перекормленные.
В спор вступил упрямо молчавший до сих пор седой красноармеец:
– А как же пословица: «Стерпится – слюбится?»
– Не то, что любить, терпеть невозможно! Даст Бог, продержимся… Появятся у нас силы и не бросят нас французы. Тогда может не только к вам в Таврию, но и на свой Дон вернемся. Мы тогда пра-а-а-вильно все дело поведем, и так поведем, чтоб было без повторов ошибок. Нам бы только продержаться…
– И что, сразу же за шомпола, за винтовки и… пли?!
– Но-но, ты, давай, не агитируй. За агитацию в боевых порядках знаешь, что бывает. Особливо с пленными.
– Какие у вас боевые порядки? Эти, что ли? – седой красноармеец кивнул головой на забитую толпой соседнюю пристань, где шла погрузка на баржу.
Обвешанная гроздьями людей, она никак не могла отчалить. Каждый норовил хоть как-то вползти ужом, протиснуться на палубу, в трюм, сидя, стоя. Как угодно и куда угодно, лишь бы уплыть…
Крики, яростная ругань, вопли и стоны придавленных разъяренной толпой слились и перемешались в один сплошной ураган из человеческих страстей: от безысходного горя и страха, и до бурной радости от того, что удалось попасть на корабль. Когда же сдерживавший безжалостный напор толпы взвод дроздовцев был вплотную приперт к краю пристани, у молодого командовавшего этим взводом поручика, не выдержали нервы.
– Штыки к бою!
И дроздовцы, примкнув штыки к винтовкам, наставили их на напирающую толпу. Казаки сотни Швечикова, тоже на всякий случай взяли шашки наголо, а винтовки наизготовку. Баржа медленно переваливаясь то на левый, то на правый бок, отошла от причала.
Серые шинельные ленты из людей ползли и ползли к кораблям мимо бивака гундоровцев на бахчевой пристани. Сотню Антона Швечикова никак не отправляли для погрузки на старую, растрепанную и мигом распухавшую от пассажиров баржу, которая сновала между портом и пароходом «Екатеринодар» И казаки, и пленные красноармейцы стали волноваться.
Молодой казачок Миша Дергачев залез на крышу соседнего здания и стал оттуда докладывать Антону Швечикову обстановку:
– Грузятся все. Кораблей десятка два. Одни далече стоят, а другие у причала.
В
