мне: – Все, пора, по первой темноте к большому камню, тому, ну знаешь, подходи, только тихо. И чтоб ничего белого. – Он тряхнул светло-русым чубом. – Разумеешь?
– А красное можно? – на всякий случай спросил я.
– Червоне ночью як черное. – Пластун присвистнул. – Можно, а что у тебя красное?
– Оторочка мундира. – Я не врал – была кайма.
– Шуткуешь трошки? – Микола подмигнул. – Це гарно. Мундирчик худой наденьте – на животе придется поползать.
– Николай, еще вопрос. На каком языке вы говорите?
– Язык обыкновенный, человечий. Все понимают – и русские, и хохлы, и сербы, и черкесы. Ну, до побачинья.
Казаки через десяток метров скрылись за кустарником. И так ловко, что ветки, перестав дрожать, быстро застыли неподвижно, словно и не пропускали через себя никого.
– Теперь, Прохор, доложи, сколько наших вышло и где они.
Старик вытянулся, понимая торжественность момента.
– Тут недалеко, возле ручейка, в порядок себя приводят, шестьдесят четыре души.
Из сотни. Совсем неплохо. На душе стало радостнее.
– Старший фейерверкер сказал, если вы вырветесь, пойдем строем, под вашей командой. С песней. Мол, артиллеристы не дикобразы турецкие, и сейчас все чистят к вашему приходу, чтоб выглядеть, как новые пятиалтынные.
– Пошли тогда, покажешь, а по пути про перстень расскажешь. Где добыл, каким способом.
– Господь с вами, батюшка Иван Матвеевич, маменька ваша в дорогу дала с наказом беречь пуще глаза. В самую тяжелую минуту пустить в дело… – он потрогал холщевый мешочек, висевший на шее. Я-то думал – ладанка или щепоть родной земли.
– Давай так, если целыми выберемся отсюда, оставишь его себе.
– Спасибо, Иван Матвеевич. – Прохор осенил себя крестом. – Только правильно будет вашей матушке вернуть. Вещица дорогая, фамильная, должна в семье остаться.
Тут я понял, почему матушка доверила ему, а не мне. Давно проспорил бы или в карты поставил. Все теряет ценность, если завтра убьют молодым. Даже фамильные графские перстни. Заметив, что старый солдат стал задыхаться, предложил как бы между прочим:
– Присядем, револьвер почистить нужно, вон и камни удобные.
На удивление оружие турецкого офицера содержалось в полном порядке. Его смит-вессон украшен костяными щечками с изображением полумесяца. У меня же были простые черные деревянные с насечкой. Это что ж, британцы специально для турок-мусульман оружие изготавливают?! Ну эти за пару фунтов мать родную продадут. Пока я драил револьверный ствол, Прохор полировал турецкую шашку.
– Богатая сабля, важного офицера вы, батюшка, зарубили, – Прохор даже заикал от восхищения и от охватившего волнения. – Всем на зависть!
– Не думаю. Чего важному в первых рядах делать, хотя, захватив русскую батарею, слава в армии обеспечена. Славу и уважение за деньги не купишь. Только это, старик, не сабля, а шашка,
