вовсе; десять тысяч, надеюсь, это слишком достаточно и даже роскошно для какого-нибудь подкидыша.
– О ja! certainement[76], – согласилась фон Шпильце. – Но скажите, vous se soupçonnez personne?[77] – с подозрительной расстановкой добавила она.
– Personne, madam[78], – ответил, пожав плечами, Шадурский.
– Und haben sie nichts genört?[79]
– To есть насчет чего это? – переспросил он.
– Un petit scandale, que est arrivе dans le grand monde…[80]
– Какой скандал? – притворился Шадурский, начав с первых же слов догадываться, в какую сторону клонит генеральша, в намерении выпытать от него что-нибудь подходящее.
– Ах, так вы не слыхали? – равнодушно и рассеянно проговорила она.
– Ничего не слыхал, а что?
– Нет, а то ж так!
– Однако?
– Non, commеrage![81] и говорить не стоит! – поспешила замять генеральша, видя, что он ничего еще не знает, и опасаясь, как бы не обмолвиться чем-нибудь лишним. «Пусть от других сплетни узнают, лишь бы от меня без нужды и без цели ничто не выходило» – было постоянным ее правилом.
Шадурский, оставшийся немало доволен тем, что она, по-видимому, не имеет на него никаких подозрений, в свою очередь тоже поспешил отклониться от дальнейшего разговора насчет скандала.
– Послушайте, Амалия Потаповна! по старой дружбе у меня к вам будет еще одна маленькая просьба! – сказал он с тем решительным выражением в лице и в голосе, с каким обыкновенно говорит человек, у которого долгое время не хватало духу начать высказывать что-либо затруднительное или неловкое и которого наконец, по пересилении самого себя, что называется, прорвало.
– Дело для меня очень близкое и интересное, – добавил он, стараясь говорить и небрежнее, и равнодушнее, чтобы смаскировать этим то маленькое волнение, которое заставило посильнее забиться его сердце от некоторой щекотливости предстоящей просьбы.
– Н-ну? – протянула генеральша, вытянув вперед свою мордочку.
– Я бы попросил вас разузнать кое-что… по секрету…
– Ага!.. je comprends… je comprends bien ça![82] – с живостью подмигнула ему Амалия Потаповна.
– Нет… да вы что думаете? – спросил Шадурский, который искал, как бы половчее объяснить ей свое дело.
– Eine Dame, glaube ich? jung und charmant?[83] – опять подмигнула генеральша.
– Нет, не совсем так… Мне бы, вот видите ли, хотелось бы знать… как вам сказать-то это?.. хотелось бы знать, кто интересовал мою жену в нынешнюю зиму, – выговорил наконец Шадурский, стараясь принужденными улыбками смягчить смысл своей фразы и потупясь, чтобы не встретиться с взглядом генеральши.
Эта последняя действительно глядела на него во все свои толстые, изумленные глаза.
–
О да! конечно
Вы никого не подозреваете?
Никого, сударыня
И ничего не слышали?
Небольшой скандал, случившийся в высшем свете…
Нет, сплетни!
Понимаю… я это хорошо понимаю!
Дама? молодая и хорошенькая?
