ты, я вижу, зачитался? – Калязин, подавшись вперед, выдернул листок у меня из рук, положил назад в папку. – Вообще-то, Михаил, их, этих страниц, тут двенадцать.
– И все в таком же духе? – Я замер, подбирая слова. – Я ведь уже не пацаном был девять лет назад…
– Ты о чем?
– Ну… фотографии в газетах… Товарищ Сталин и этот…
– А вот этого, Середа, я не слышал! И слушать не хочу, понял меня? Пропаганда, брат, она все искажает. Мы с тобой, – на слове «мы» Калязин сделал ударение, – не верим. Потому что знаем, где правда и что власть наша нас не обманывает. А тут люди не знают этого. И еще, Михаил, разберись, кто ты тут, а кто – я.
– То есть?
– Украинец ты для здешних бандеровцев. Брат! – Он развел руками. – А я – москаль-оккупант. Агитация… – Калязин на секунду замолчал, потом продолжил, понизив голос: – Говорил я тут с начальником политотдела областного МГБ. Он авторитетно доказал: вся эта пропаганда разрабатывается в Мюнхене, потому что у американцев вроде что-то там с ОУН… Кто у нас американцы?
– Империалисты. – Я почувствовал себя на политинформации.
– Молоток! Мы с тобой, выходит, для империалистов теперь – общий враг. Но об этом пусть себе в кабинетах и управах думают, на то они и государственная безопасность. Наше задание как представителей органа охраны правопорядка – выяснить, кто эти бумажки в округе распространяет. Потому что откуда они приходят, уже известно наверняка. Не иначе Червоный, без него тут такое не обходится.
Услышав это имя во второй раз, я спросил уже настойчивее:
– Кто он такой, этот Червоный? Это прозвище, или, по-нашему, кликуха, или настоящая фамилия, по паспорту?
Прежде чем ответить, Калязин разлил по стаканом водку, опустошив наконец флягу.
– Паспорта его, лейтенант, я не видел, – начал он, теперь тщательнее подбирая слова. – Но одно знаю точно: он не прячется за прозвищем, или, как тут говорят, нет у него псевдо. Зовут его Данила, фамилия – Червоный. По данным как польской дефензивы,[2] так и НКВД-МГБ, раньше у него было даже несколько псевдо. Когда поляки его поймали в тридцать седьмом, называл себя Туром. До сорок четвертого проходил как Чайка и Дюжий. Теперь, как свидетельствует собранная МГБ оперативная информация, он взял себе псевдо Остап. Но мы и дальше будем его называть Червоным. Очень хорошо его фамилия ложится в оперативную разработку, я так себе думаю. Ты как, не против?
– Да чего ж, – пожал я плечами. – Так точно в его псевдах не запутаешься. Червоный – так Червоный.
Рука Калязина снова нырнула в ящик стола и показалась оттуда с тоненькой картонной папкой. Начальник освободил от остатков нашего ужина место на застеленном газетой столе и положил папку так, чтобы мне было удобно смотреть.
– Тут есть кое-что на Червоного, добытое нашими еще из архивов дефензивы. Захочешь – потом почитаешь, а я в двух словах тебе расскажу, с кем придется
Дефензива – польская политическая полиция и контрразведка, действовала в период 1918–1939 годов.
