станет отправной точкой, от которой можно наверняка выйти на след Данилы Червоного.
И все-таки: дождь.
Под вечер, когда все понемногу улеглось и в доме Задуры готовились к похоронам погибшего, я попытался поговорить об этом с Калязиным. Правда, у него голова, как он сам сказал, была забита совершенно другими делами, поэтому, наверное, он толком не проследил за ходом моих мыслей.
А мыслил я, как мне казалось, довольно просто и логично. Когда ночью мы перебрались из дома на сено, полковник сам назвал мне время: ноль часов двадцать минут. Через три часа, то есть примерно в три двадцать, я должен был сменить его на карауле. Итак, при желании можно вычислить, когда начался тот спасительный для нас дождь: приблизительно в три часа ночи. Бандеровцы вломились к участковому, когда дождь начался или уже шел, но не перед самым рассветом, поскольку жена Василия, не зафиксировав времени, точно помнит: на улице было еще темно. Сереть, как я заметил, начало после четырех утра, я бы даже сказал – где-то даже в пять утра. Вот тогда те двое возле дома вдовы и появились.
Калязин либо не понимал, для чего мне вся эта математика, либо, что скорее всего, не хотел думать. А меня очень интересовало, откуда взялась такая большая группа людей. Вернее – как они среди ночи прошли мимо нас, точнее – мимо полковника, который как раз не спал, потому что стоял на карауле. И он, и я прекрасно видели, куда, в какую именно сторону пошли те Мирон и Лютый. А двигались они к лесу, в направлении, противоположном центральной части села, где стояли дома председателя Пилипчука и участкового Задуры.
Значит, группа вооруженных людей прошла мимо нас, но Калязин их не заметил. Я даже предположить не могу, что начальник милиции спал на посту, более того – он сам позаботился о нашей безопасности после того серьезного застолья. Или Червоный со своими людьми зашел в Ямки с одной стороны, сделал свое дело, а потом, подождав зачем-то лишний час, оставил село и вышел в лес с противоположного края. К тому же еще и послал двух своих бойцов ко вдове, по наши души.
Все это напоминало суетливую беготню, а не организованное и согласованное передвижение хорошо вышколенной группы так называемых повстанцев – каким я себе представлял отряд Данилы Червоного. Он уже десять лет воюет против всех с оружием в руках, да еще и дважды бежал из плена. Но ведь я должен был составить о враге правильное представление – только так я смогу оценить и его, и, соответственно, собственные силы, что даст мне возможность лучше и быстрее приспособиться к новым условиям службы. Потому что теперь я в самом деле понимал: тот уголовный бандитизм, с которым я сталкивался, не имеет ничего общего с тем, что творится здесь, – с вооруженной борьбой. Преступления совершаются не для собственного обогащения. Все действия тут направлены против советской власти, а значит, здесь идет война, и линия фронта – всюду, куда ни глянь.
Мои размышления о времени появления боевки Червоного в селе и возможном пути отступления, как и
