пока я не доведу туннельный эффект до совершенства, чтобы окончательно избавиться от убогих кремниевых алгоритмов: на их основе даже мало-мальски высокий уровень ИИ получить невозможно. Для начала в качестве ориентира в базу загрузили Библию и прочие священные книги. Мертвому припарка, конечно, но оценивать по уголовному кодексу было бы еще глупее. Пусть попробует хотя бы так. Откалибруем, а там видно будет, как настройки подгонять.
Еще без моего участия Озеров проверил черновой вариант прибора на полюсах: запустил на оценку запись первого допроса Чикатило, когда еще не было понятно, что разыскиваемый по всему Союзу маньяк – и есть тот скромный невзрачный человечек, нервно протирающий заляпанные стекла очков; а вслед за ним – монолог князя Мышкина из фильма Пырьева. Машина безошибочно отделила дурное от праведного, однако, даже в Мышкине нашла некие недостатки – излишнюю религиозность, почитание сословий, квасной патриотизм. Впрочем, и Чикатило не был ей признан совершенно безнадежным. ЗАМ в связке с ИИ усмотрел в серийном убийце признаки серьезно покалеченной психики, что при должной корректировке безусловно должно уменьшить количество его жертв, постепенно доведя их до нуля. Формулировка звучала смешно и нелепо, но большего от машины и не требовалось. Даже на Чикатило она не поставила крест. Потом были Киссинджер, Гитлер, Солженицын, Дин Рид, Че Гевара, Фидель Кастро, Хрущев и множество других публичных персон, чьи видеодосье смог нарыть Озеров. К моменту моего появления в лаборатории он уже радостно потирал руки: по-крупному машина не ошиблась пока не разу. В нюансах встречались разные смехотворные оценки и рекомендации, но это была всего лишь калибровка.
Озеров разложил передо мной рулоны схем, разъясняя, как они с Марцевым планируют в дальнейшем дорабатывать ИИ, переводя его на квантовый уровень, и тогда я осторожно натолкнул его на мысль о самосознании машины: возможно ли оно в принципе, реально ли его смоделировать, или оно разовьется самостоятельно вследствие накопившихся схем имитации высшей нервной деятельности человека. Мы засиделись тогда в лаборатории до глубокой ночи. Ближе к одиннадцати заглянул Марцев. Выглядел он неважно – сгорбленный, осунувшийся – явно давно не спал, да и сейчас собирался отнюдь не домой, а показать нам промежуточные результаты, о которых доложил Озерову пока только в общих чертах. Марцев не выпускал из руки кружку с давно остывшим кофе – мы все тогда работали на износ. Он отчаянно пытался донести до нас обоих простую и жестокую вещь: ИИ в том виде, в каком всем нам хотелось бы его получить, принципиально невозможен, недостижим, собери мы хоть миллион ридберговских атомов и раздуй их до размеров футбольных мячей. Да, родится нейронная сеть, да, появятся синапсы, но при этом уровень высшей нервной деятельности, существенно превосходящий человеческий, не достижим. Озеров пытался спорить, а вот я не настаивал. Эволюции понадобилось несколько сотен тысяч лет, чтобы из австралопитека появился, наконец, на свет великий гений
