Тогда французский шансон.
Я хлопала Мареку, помогала расставлять вечерами ноты. И так я ему понравилась, что ради меня он пообещал завтра продемонстрировать новый смокинг, который купил за бешеные деньги и которым очень гордился.
На следующий день смокинг был продемонстрирован. Марек принес его на вешалке в целлофановом мешке.
– А почему не надел-то?
– Берегу.
Понятно. Ну что тут скажешь?
Как-то вечером Марек принес целую папку русских нот. Тут были и романсы, и песни: и русские, и цыганские.
– Понимаешь, я их никогда не слушал. Помоги. И по ритму, и по стилю ничего не понимаю.
– Да запросто! – ну, думаю, повезло. Кто ж когда меня еще спеть-то попросит, да еще и слушать меня при этом будет?!
И вот мы полночи с Мареком пели «Отвори потихоньку калитку» и «Подмосковные вечера». Это был последний вечер в Ивердоне и вообще в Швейцарии. Было немножко грустно. И мой Марек загрустил.
– Вот ты уедешь, кто меня слушать будет?
– А ты для себя играй.
– Для себя неинтересно…
– Тогда играй «Калитку» и думай обо мне!
Я уже от всего устала, хотелось домой. Практически пришла в себя, уже могла адекватно соображать, расставить в своей жизни приоритеты, понять, что для меня важнее и где в моей жизни находятся дети, муж, работа.
Пора домой. Наверное, неделя была все-таки не совсем «имени меня», а эдаким выходом из послеродовой депрессии. Вот следующий отпуск, наверное, уже может быть как раз «имени меня». А пока состоялся в основном этого самого «меня» поиск. И, по-моему, я его наконец нашла! Теперь четко знаю: «я» снова есть. И все у меня в жизни хорошо и правильно.
По приезде домой я долго благодарила туроператоршу за то, что мой отдых был именно таким. И еще очень хотелось как-нибудь отблагодарить Тамару. Я вообще после поездки как-то подобрела. Может, это ленинские отголоски после Швейцарии сказались? Ленин же очень добрым был, как нас в школе учили. Детишкам елки устраивал, лампочки электрические зажигал. Вот и мне все время хотелось лампочку зажечь. Хотя бы для конкретной Тамары.
Моя умная сестра придумала, что Тамаре надо послать пару книг. Наташа сама сгоняла в книжный магазин, купила свежие тома Донцовой и Марининой, и я послала это со следующими путешественниками в Женеву. Тамара была в восторге, книжками зачитывалось все швейцарское посольство, а мне пошли посылки из Женевы с милыми вещичками для Павлика. Такая наша посылочная дружба длилась года четыре. Павлик рос, и Тамара, никогда не видя его, всегда попадала в размер, а я старалась угадать ее меняющиеся книжные вкусы. С годами эта дружба сошла на нет. Но не забылась. Как и сама ленинская поездка, и «Тати», и ивердонский ресторан. И, наверное, это был единственный случай в моей жизни, когда кто-то
