карьеры.
Вы просто навек озябли,
учёны чужим примером.
Обманной эпохи ветер
обрил вам перья на взлёте.
И редкий из вас заметил,
что вы – уже не живете.
В карманах фиги паролем –
и те всё реже и реже…
Годами сживались с ролью,
чье имя в анкетах – нежить.
Отвыкнув лжи удивляться,
обвыкнув не слыша слушать,
подобны выдутым яйцам
стали с годами души.
Но как берегли вы тайну
той скорлупы яичной!
Треснет, – узрят: пустая,
а это так неприлично…
Спешили укрыть снаружи,
набить внутри воровато
лежалым войлоком дружбы,
иронии мертвой ватой…
Времён ты не чаял лучших,
не помня ни зла, ни обиды.
Чему ты детей научишь,
родив их в эпоху СПИДа?
На них с отчаяньем глядя,
родных и большеголовых,
ни в грош ты не веришь, дядя,
трубе о свободах новых.
До спазма хочется верить,
да – нечем, Господи, нечем.
Постой молчуном у двери,
где кличут борзых на вече.
Ты им не пророчишь худа,
но зависти нету тоже.
Они – живые покуда,
дай жить и успеть им, Боже.
Быть может – и спеть, быть может…
Но мы… не ожить нам в драке.
Нас догрызут, догложут
круги в пустоте и мраке.
Им – гамлетов гордых корчи
и пылких кихотов дурость.
А нам – отстойная горечь
и поздняя злая мудрость…
1999
Примечание к истории
Империй эпос. Из бредовой пьесы…
Державным шагом шли двенадцать бесов.
Вели слепых. Пел хор: «Растем до ста!..»
Дошедших довели. Сбылась мечта.
Мир новый принял всех. Топь колыхалась…
Мутанты бодрость рóстили в аду.
Но выбрались последние в роду
на землю бывшей молодости. Та –
ждала. Была безвидна и пуста.
Ни вечеров, ни утр. Вернулся хаос.
Над водами – ни Духа, ни пасомых,
ни пастырей. Ни грешных, ни спасенных.
Империй римских тень – не застит свет.
Век лавовых кровей, кромешной славы
Закончился. В цене – иные нравы.
Кровь – СПИДу впрок остужена. Конь Блед –
На сдельной плате: крутит жернова
Для сытых. Им – хлеба́, гульба, права
На лифт из прорвы.
…Высь. Парит сова.
Низ.
