Мне повезло. Обратиться в чудовище и потом очнуться… это ведь лучше, чем стать им навсегда.
Орфо и Скорфус наблюдают за мной из-за стола: лицо первой полно тоски, а второй, занесший морду над какой-то миской, глядит просто зверски. Прочесть выражение желтого глаза нетрудно, и надо сказать, упрек справедлив. Ты не сам очнулся. Это мы тебя вытащили. То, насколько он прав, отдается тошнотой, напрочь сгоняет аппетит, по новой запускает круг мыслей, из которого, уверен, мне уже не выбраться.
Они обрушились в первую же минуту пробуждения, сдавили горло, грудь, разум и превратили голос Орфо в пустой шум. Теперь им приходится сражаться с другими за право мучить меня, но многие из этих сражений увенчиваются победой. За четыре года я ни разу не взял над Монстром вверх. Я просто наблюдал, как он охотится и убивает. Нет… пару раз, кажется, я немного подавлял его и одурманенные жертвы почти убегали. Почти. Я не спас ни одну, только продлевал их агонию. Ведь Монстр всегда догонял.
– Эвер? – снова тихо зовет Плиниус, принявший мой стыд за задумчивость. Кивает. – Ты, как и всегда, совершенно прав. Чудовища, которым удается проснуться, – счастливцы.
Я уверен: он думает о жене. Орфо, судя по еще сильнее померкшему взгляду, тоже вспомнила мать. Плиниус натянуто улыбается, бормочет: «Ну пойдем», останавливает собственную руку, потянувшуюся приобнять меня, – и этой заботы я не выдерживаю.
– Погодите.
Я не сяду с ним за один стол, пока не скажу правду; я сумел открыть ее раз и открою второй. Я обязан – мне не нужны подачки в виде лжи, пусть даже спасительной для наших… для того немногого, что связывает меня с великим королем Гирии. Я никогда не смел назвать это словом «отношения». Отношения – это Орфо и Плиниус. Орфо и Лин. Орфо и я. Истина, которая медленно истязала мой рассудок, пока не привела к катастрофе, ведь маячила перед самыми глазами. Те, кого я любил, отмахивались от нее, требовали от меня того же, но суть от этого не менялась. Закон прост: без Орфо я ничто. У меня не может быть дружеских или семейных отношений с кем-либо ее круга – хотя это решили не они и не она. Просто я гаситель. Гасители… «…не должны забывать свое место».
Как и рабы, которых покупают старые медики-извращенцы.
– Эвер. – Орфо привстает. И даже ее кот, успевший перемазаться чем-то белым, выглядит обеспокоенным. – Ты не можешь идти?
Я качаю головой. Делаю шаг. Кашель снова взрывает все внутри, приходится согнуться и прижать к губам ладонь. Рот царапает гранитно-кровавый привкус. Камешков три, и я просто не понимаю, откуда, откуда они берутся в горле. Скорфус говорил, это из-за перехода. Из-за того, что я описал свое первое ощущение верно: Подземье, его древняя удушливая магия проросли во мне, как растут на влажных потолках сталактиты. Теперь она погибла почти вся, но самые живучие фрагменты не уходят просто так. Глаза слезятся. Приходится вытирать их.
– О боги. – Плиниус смотрит на кровавые сгустки, переводит глаза на Орфо. – Вот теперь я понимаю. Все понимаю, что там с ним творилось, почему он…
Я бросаю камешки в траву. Поднимаю
