из пустоты.
Шуршанье мокрых шин,
Шептание дождя…
Мы по Москве кружим,
Ища самих себя.
На стеклах у машин
Ползущих капель просо.
Не задавай вопросов,
Мы их не разрешим.
И не печаль лицо,
Не вспоминай начало,
Когда нас обручало
Садовое кольцо.
Деревья, обнажаясь,
Прощаются с листвой.
Сегодня я прощаюсь
С любовью и тобой.
Как нож, из Ленинграда
Протянет поезд путь.
Ты рада иль не рада,
Но вспять не повернуть.
Стирает осень грустно
Октябрьскою листвой
Страстей июньских сгусток,
Считавшийся судьбой.
…Все тот же мокрый дым
И сумрак среди дня,
Шуршанье мокрых шин,
Шептание дождя.
Если вдруг безотчетно, внезапно
Сердце сдавит смертельная грусть,
Как собака с подбитой лапой,
Я в Нескучный сад волочусь.
Он меня укрывает листовою,
Я невольно душой распахнусь,
И под сенью его сам собою
Постепенно я становлюсь.
Свобода
Кто сказал, что у свободы сладкий вкус?
Он солоновато-теплый, как у крови,
С вкусом дыма обгоревшей кровли
И спаленных виноградных лоз,
Вкус соленый пота, резкого, как уксус,
И печальных, рвущих душу слез.
Кто сказал, что лик ее прекрасен?
С перекусанными губами
И со вспоротыми животами
– Вид ее трагически ужасен, страшен.
Кто сказал, что дух ее спокоен?
Средь кровавых бань и бесконечных боен,
Словно крошки битых черепиц,
Переломанные судьбы, планы,
Убежденья, клятвы и обманы, –
Вот они в пыли, поверженные ниц.
И мелькнет вдруг мысль: «А не напрасно?»,
Но рванется в небо знамя красное,
Бешено застрочит пулемет,
Взрыв гранаты песню оборвет…
И опять сквозь кровь и муки
Тех, что пали, сыновья и внуки
Криком глотки многомиллионной
Массы собирают под знамена.
И пока планета человечна,
Эта круговерть борьбы извечна.
Сквозь любые времена и годы
Люди, племена или народы
Стонут, требуют, ревут:
«Мы хотим свободы!»
«Мы хотим свободы!»
Слалом на Чегете
Презревши
тяжесть
