фактор… «Ведь в чём-то она права. Ой как права!» – опуская свои глаза, заключил он для себя.
В эту минуту он задавал себе только один вопрос: почему все сотрудники 4-го блока, дежурившие в эту ночную смену, подверглись гипнозу самонадеянности? Почему никто среди них, чувствуя опасность (а они должны были это чувствовать), не сказал, не крикнул в ночи на всю станцию, а может, и ещё громче: «Братцы мои хорошие! Что же вы делаете? Что же вы творите? Остановитесь! Опомнитесь!..» Но произошло то, что произошло…
Разговор с Натальей стал для Егора полной неожиданностью… Нет, он собирался ей сказать всё, сказать как есть, но предвидеть такую реакцию он не мог…
«Я считал, – подумал он в этот момент, – что хорошо знаю свою жену, но оказывается, что я совершенно её не знаю. Конечно, расстрельной мишенью я для неё не стал, но кой-какие чувства она всё же затронула, причём крепко».
А самое главное заключалось в том, что он почувствовал какую-то невероятную силу и уважение к этой милой, хрупкой женщине. Его радовало то обстоятельство, что она смело высказывала свои мысли, свои суждения. Чего он раньше за ней не замечал.
– Да что там говорить, – продолжала она, – все эти станции… – причём сказала она это с каким-то непонятным украинским акцентом, – это сплошные пороховые бочки. Вот и рвануло в один прекрасный момент.
– Аварии происходят на всех станциях, пойми, даже за рубежом, – попытался хоть как-то оправдаться Егор. – Вот совсем недавно…
– Я знаю, что ты очень умный у меня, – перебивая и глядя на мужа преданными глазами, проговорила она, – но я ведь тоже не дура! Меня меньше всего волнует тот факт, что у них там за рубежом. Меня волнует больше всего то, как здесь у нас, понимаешь?!
Она сказала это громко, напористо и как-то ответственно, причём не теряя рассудительности… Всё это время Егор слушал и не сводил с неё глаз.
«Как она красива, как она мила в эти роковые минуты», – подумал он, всё больше умиляясь, радуясь и трепеща к ней любовью.
Таких слов, такого «бунтарства» он никогда ни от одной женщины в жизни не слышал. Хотя, чего уж там говорить: женщин он знал мало. И вот перед ним образ красивой и сильной женщины. С которой можно вести разговор, спорить… Конечно, это не тот разговор, который «требует» женщина, чтобы говорить больше о ней, чем, например, о себе, но тем не менее.
«Главное, – подумал он, – не доводить женщину до такого состояния, при котором бы она признала неопровержимость своих слов, – вот тогда будет совсем плохо: признав их, она может затаить не только злобу, но и непрощение».
– Ты говорил про эвакуацию, а почему мы ещё в городе? – неожиданно спросила она после недолгого своего осмысления. – Мы же уже сутки под этой пылью, грязью и, как её там… – от волнения она забыла слово, – а… радиацией, чёрт бы её побрал.
– Я сам ничего не пойму, – неожиданно и как-то виновато произнёс Егор, – говорят, что ждут правительственную комиссию.
– Как у вас всё весело,
