ограничились исключительно выделенными для них пастбищами. Этой традиционной формы заложничества впоследствии придерживались вплоть до XIX века462.
Даже от казахов Среднего жуза, чьи территории проживания в XVIII веке были затронуты экспансией царской империи в гораздо меньшей степени, российская сторона к концу века потребовала заложников в традиционной форме – в данном случае для обеспечения безопасной торговли. Генерал-майор Я. Гувер намеревался потребовать сразу два вида заложников: с одной стороны, заложников должны были предоставлять все области, через которые проходили российские купеческие караваны и которые делились на административные единицы (волости). С другой стороны, заложники из коренных народов должны были сами сопровождать караваны и обеспечивать их безопасность, пока те не достигнут места назначения463.
Таким образом, на рубеже веков все меньше внимания уделялось оказанию политического воздействия на степные народы путем заложничества. Скорее теперь в центре внимания оказалось обеспечение с помощью заложников хорошо поддающихся проверке соглашений, касающихся пастбищ и торговли464. Также до сих пор неясная ситуация ничтожности заложника, то есть состояния, когда заложник не исполнял взятое на себя обязательство и в принципе терял право на неприкосновенность, при императоре Александре I была уточнена: отныне в случае произвола, грабежей и набегов коренных жителей заложников, которых по возможности выбирали предпочтительно не из детей, а из лидеров их этнической группы, больше не возвращали465.
Таким образом, на степной границе заложничество, практикуемое в новых политических целях, перестало быть актуальным. Во-первых, царское правительство утратило иллюзии в связи с неудачными попытками «цивилизаторского» воздействия. Во-вторых, подчинение и интеграция южных кочевников, таких как калмыки, башкиры и постепенно казахи и туркмены, в начале XIX века достигли значительного прогресса: военное бессилие и нищета настолько возросли из‐за вытеснения бесчисленными российскими укрепленными линиями, экспроприации и роста российских поселений, что большего «неповиновения» либо уже не ожидалось, либо предполагались иные способы борьбы с ним466.
Миссия цивилизирования на Северном Кавказе
Заложничество на Северном Кавказе также претерпело серьезные изменения вследствие того, что действующая на местах российская элита освоила такие нарративы Просвещения, как прогресс и универсальная «цивилизационная лестница». Однако перемены в этом регионе, где межимперская конкуренция и борьба за влияние замедлили расширение российского государства в XVIII веке, начали происходить лишь с 1760‐х годов. В то время как в Оренбурге новый губернатор Волков ратовал за использование потенциала казахских заложников в российских интересах цивилизирования, Коллегия иностранных дел направила и коменданту российской
МпиК ССР. Т. 4. № 20 (05.04.1787). С. 83–86, здесь с. 84; № 55 (13.02.1796). С. 185–186; КРО. Т. 2. № 97 (17.06.1808). С. 175; № 144 (10.10.1830). С. 242.
КРО. Т. 2. № 83 (09.04.1795). С. 143–148; МпиК ССР. Т. 4. № 60 (не позднее 29.04.1802). С. 196–199; № 61 (16.12.1802). С. 199–201.
Это распространялось не только на казахов, но и на туркмен, которые в 1802 году были приняты в российское подданство. О взятии россиянами в заложники туркмен, обозначаемом как
Указ имп. Александра I Оренбургскому военному губернатору Г. Волконскому по поводу перехода казахов на так называемую внутреннюю сторону р. Урала // КРО. Т. 2. № 97 (17.06.1808). С. 175.
В 1823 году хан Среднего жуза был свергнут, его территория передана администрации Сибири, в 1824 году Младший жуз был ликвидирован путем разделения на части, которые управлялись султанами, исполняющими должности чиновников (султаны-правители). До 1848 года Старший жуз также последовательно разрушался. Подробнее о постепенном ослаблении и в итоге уничтожении казахской политической автономии в гл. 4.5.
