что говорить своим родителям, которые так любят Антона. Она ничего не понимала кроме одного – та, прежняя, счастливая жизнь закончилась. Антон исчезает и впереди – ничто.
Ксюша слишком сильно любила его, чтобы расспрашивать о подробностях решения или, тем более, упрашивать передумать. Выслушав Антона до конца, девушка позвала родителей:
– Папа и мама, Антон пришел попрощаться с нами. Обстоятельства больше не позволяют ему продолжать наше знакомство. Прощай, Антон. Будь счастлив.
Родители ее стояли, онемев от неожиданности. Они полагали, что сегодня вечером состоится сговор.
Антон вышел из дому и, едва волоча ноги, побрел к вокзалу.
– Что я сделал, никак не пойму. Наваждение какое-то… Дело Революции, Ксюша, любовь… Боже мой, как все перепуталось… Зачем я отказался от нее?.. Почему товарищ Арсен?.. Господи, ничего не понимаю… Надо быть сильней.
Он выпил несколько рюмок зубровки в буфете вокзала, сел на курьерский из Саратова и отбыл в Нижний, увозя с собой бред по единственной любви, который будет теперь преследовать его многие годы.
Пока Седов в пьяном сне добирался до места назначения, родители пытались привести Ксюшу в себя. После его ухода она, как лунатик, не видя ничего вокруг, добралась до своей постели и легла лицом к стене. Семья почувствовала, что с девушкой творится что-то неладное. Она, не мигая, смотрела в одну точку и не отзывалась на их обращения. Лоб ее был холоден, дыхание едва угадывалось.
Вызванный доктор осмотрел Ксюшу и сказал, что у девушки глубокая шоковая депрессия, которая может плохо кончиться. Он не велел оставлять ее одну и рекомендовал постоянно пытаться привлечь ее внимание. Отец с матерью всю ночь просидели у Ксюшиной постели, по очереди ведя монологи о том, что жизнь еще впереди и все обязательно наладится. Первые признаки оживления Ксюша проявила поздно утром, когда к ней прибежала младшая сестра Натуська, безмятежно проспавшая всю драматическую ночь. Прямо в ночной рубашке она нырнула к Ксюше в постель, прижалась к ее спине своим горячим телом, стала целовать в шею и приговаривать:
– Вот какие мы бедные, вот какие мы несчастные. Нас бросают, а мы страдаем, слезы проливаем. Вот придет Антошка прощения просить, а я в него ночным горшком с лестницы брошу…
Будто потеплев от натуськиных жарких и ласковых слов, Ксюша пошевелилась и попросила пить.
Еще две недели девушка высвобождалась от сковавшего ее внутреннего паралича. Она редко поднималась из постели, а если поднималась, то передвигалась по дому как призрак, медленная и молчаливая, ко всему безразличная. По ночам Ксюша не спала и лежала, не двигаясь, глядя в потолок. Родители читали ей вслух книги, ее совсем не интересовавшие. Особенно старался Виктор Карлович, у которого было больше сил. Всю ночь напролет был слышен его голос, то бодрый, то монотонный, то совсем засыпающий и снова звучащий
