аукцион. – Десять тысяч…
– Двенадцать, слышь? Мы даем за девчонку двенадцать тысяч! – перебил отца разбойник.
Сквозь пелену выступивших слез я смотрела, как мой возможный покупатель складывает стул и уходит к ожидающей его карете. Успела заметить, как плотоядно улыбнулся перебитой ставке лэрд Пейдин гер Духлак. Ему-то какое счастье, если я достанусь разбойникам?
Личная месть, что я отказалась от роли его любовницы?
Я отвернулась, обводя слепым взглядом редеющую толпу. Никто не хотел быть соучастником расправы банды надо мной. И ни у кого не было такой суммы, чтобы перебить ставку.
Сердце ныло, горло сдавило болезненным спазмом. Где-то с края площади слышалось довольное хихиканье Марны Духлак. Я видела, как часть банды отошла от возвышения и наблюдала за мужчиной, сделавшим ставку в десять тысяч. Определенно они желали его сопроводить до соседнего города и облегчить кошель от лишних монет.
Неподалеку я заметила шерифа Парта Бруса. Он тоже наблюдал за мужчиной и бандой. Ну хотя бы тут можно быть спокойной. Шериф не допустит такого вопиющего ограбления. А разбойники дадут повод к задержанию и казни.
Вот только мою участь это совершенно не меняло…
Я настороженно посмотрела в глаза отцу. Тот растерянно пожал плечами и попытался удержать оставшихся зрителей:
– Кто же перебьет двенадцать тысяч ради моей дочери-красавицы? – воззвал он.
– Сам и перебивай, – раздалось из толпы, и оставшиеся горожане стали расходиться.
Все понимали, что в захудалом приграничном городке, давно миновавшем свои лучшие годы, таких денег ни у кого просто нет.
Фланн Руад снова повернулся ко мне, жалостливо разглядывая, словно в последний раз.
Нет… Нет! Он не посмеет отдать меня бандитам! Он же понимает, что живой от них я не вернусь!
– Что ж… Двенадцать тысяч – раз…
Господи, что за дикий мир! Почему все так несправедливо?
Я искала глазами кого угодно, кому можно было бы послать мысленную мольбу спасти меня. Я готова была отработать! Отрабатывать каждый день своей жизни в этом мире. Поломойкой, поварихой, счетоводом, прислуживать и даже ублажать! Что угодно, только не последняя ночь в горах в руках грязных беспринципных разбойников.
– Двенадцать тысяч – два…
И словно на мой молчаливый призыв со стороны стоящих на окраине площади карет вдруг вышел статный золотоволосый мужчина.
Оборотень.
Они сразу выделялись среди толпы.
– Девица девственна? – выкрикнул он, снова привлекая к нам внимание уже разошедшихся по закуткам горожан.
Даже голос оборотня был повелительным. Истинный лэрд, гир. Только высокородные в этом мире носили приставку «гир». Потерявшие дар оборачиваться понижались до «гер». Это все мне пришлось заучить, чтобы ненароком не обидеть кого при обращении.
Вот только в нашем городке, где гиров совсем не осталось,
