title>Если бы Александра Александровича спросили, чего он боится больше всего на свете, то он бы, не задумываясь, ответил – встречного поезда.
Почему? Все объясняется просто. Александр Александрович – машинист метро.
Когда сидишь за «пультом движения» и со скоростью семьдесят километров в час несешься по нескончаемой, опутанной проводами бетонной трубе тоннеля Санкт-Петербургской подземки, то видишь только бесконечную чехарду шпал в свете головного прожектора, и еще темное бездонное пятно, неотвратимо надвигающееся на тебя, в котором, как в черной дыре, пропадают лучи электрического света. И пока пятно остается черным – Александр Александрович спокоен.
Двадцать лет он водит поезда и двадцать лет, каждый месяц ему снится один и тот же сон.
Он сидит за пультом. Бешено мелькают рельсы. Металлический голос диспетчера дребезжит в громкоговорители и вдруг, спасительное пятно в конце тоннеля исчезает, а впереди возникает яркий свет. И Александр Александрович понимает, что произошла ошибка, кто-то пустил по его линии другой поезд во встречном направлении. С каждой секундой свет становиться ярче. Александр Александрович сообщает диспетчеру о надвигающейся катастрофе, но диспетчер отвечает, что все в порядке, и никаких поездов на линии нет.
Свет стремительно приближающегося поезда ослепляет машиниста.
Но скоро лучи света от его прожектора, и от прожектора встречного поезда становятся одинаково яркими. Тоннель заполняется ровным сухим светом и Александр Александрович видит кабину, лобовое стекло головного вагона, и машиниста за лобовым стеклом, изумленно уставившегося вперед.
Он видит этого человека так ясно, так четко, что может рассмотреть какого цвета у него глаза, как причесаны волосы.
До столкновения остаются считанные доли секунд, но каждый раз в то самое мгновение, когда поезда должны столкнуться – он просыпается.
Александр Александрович встает, опускает с кровати ноги привычным движением, попадая в домашние тапочки и потирая вспотевшую узкую грудь возле сердца, идет на кухню. Там он не включая свет потому, что свет луны и без того хорошо освещает маленькую кухоньку достает из шкафчика пузырек с валерьянкой, уверенно капает во взятую из мойки фарфоровую кружку, выверенные годами семь капель, и выливает себе в рот приторно пахнущую жидкость, запив все холодной кипяченой водой из старого эмалированного чайника. Затем Александр Александрович закуривает Беломорину, взятую из пачки на кухонном столе, подходит к окну и долго, долго всматривается в сырую ночь пытаясь вспомнить лицо человека из встречного поезда. Но вместо лица он видит только размытое белое пятно.
– Кто ты? Скажи мне, кто ты? – тихо шепчут его губы.
Дымит, потрескивает папироса, капает вода из водопроводного крана, за окном тлеет ночь в ожидании утра, и никто, никто в целом мире не может ответить Александру Александровичу на его вопрос.
Кто он? Машинист из встречного поезда.
Александр Александрович смотрит на часы и понимает, что пора «под землю». Странный кошмар всегда снится под утро. Всегда… И уже двадцать лет.
Александр Александрович одевается, запирает дверь и быстро спускается по лестнице. Шаги гулко звучат в межлестничных пролетах старенькой хрущевки. Город еще спит, и спят люди в доме Александра Александровича. Но скоро они проснуться и тоже заспешат к ближайшей станции метро, отправляясь в очередное, прозаическое путешествие по подземному лабиринту метрополитена.
Глава вторая
в которой время движется вспять.
– Ну, Сансаныч, с тебя причитается! – воскликнула Анна Иосифовна, пышная полногрудая врачиха бальзаковского возраста привычным движением наматывая широкую, хрустящую ленту тонометра, на бицепс Александра Александровича.
– Да ну? – удивился он. – Это за что же, Аннушка?
– Да ты дурачком-то не прикидывайся, – хитро улыбнулась Анна Иосифовна. – Двадцать годков я тебе уже давление перед выездом на линию меряю, а ты на меня хоть бы глазом!
Александр Александрович изумленно огляделся, словно впервые видел и этот медицинский кабинет, и его хозяйку.
– Вот балда-то! – Воскликнул Александр Александрович. – А ведь правда… Сегодня какое число?
– Четырнадцатое марта! – улыбаясь, заметила Анна Иосифовна методически накачивая резиновую грушу прибора для измерения давления.
– Точно! – Александр Александрович хлопнул себя по лбу. – Ровно двадцать лет назад, как раз через неделю после международного женского дня, я первый раз сел в твое кресло, и твои нежные Аннушка, ручки впервые ощутили мой пульс!
– Дурень, ты Петя! – Анна Иосифовна
