окровавленные тряпки на земляном полу блиндажа. Медсестричку убило ещё в прошлом танковом накате, бойцы перевязывали себя и друг друга сами, как могли.
Повернув за угол траншеи, Михаил Николаевич вдруг услышал тихий окрик «Капитан…»
Он обернулся. Откинувшись навзничь возле бесполезного теперь разбитого осколком снаряда противотанкового ружья лежал пожилой старший сержант и смотрел на него неожиданно светлым и чистым взглядом. Взглядом человека, который испытывал не только адскую боль от ранения осколком в живот…
Капитан вернулся к бойцу, наклонился над ним:
– Иваненков? Так ведь, сержант?
– Так точно, гвардии сержант…
Солдат истово закашлялся, харкая кровью, по многодневной седой щетине прокатилась скупая слеза. Сарапулов присел перед ним на корточки.
– Что, пехота, зацепило?
– Да вот, как всегда, не вовремя… Ещё одну атаку мы тут, по ходу, не выдюжим…
– Верно говоришь, боец, – капитан стащил с головы фуражку, смахнул пот со лба. – Прижали нас, брат, так, что топать некуда…
Он сорвал с пояса флягу, рывком свернул крышку и поднёс к почерневшим от крови пересохшим губам Иваненкова.
– На-ка вот, глотни водицы… Тут по соседству родник, ребята подносят, когда время позволяет.
Сержант приоткрыл рот, вода полилась в пропечённую глотку, жёстко заходил вверх-вниз острый щетинистый кадык. Пил солдат, закрыв глаза, и видно было, что боль хоть и на миг, но отпускает, уступая место обманному блаженству.
Иваненков допил и обессиленно откинувшись на земляную стену окопа, глубоко выдохнул.
– Ты это, капитан, на пару слов… Громко вещать не могу, придвинься.
Сам не ведая, почему, капитан присел поближе к раненому. А Иваненков, не открывая глаз, продолжал:
– Я давно иду за тобой, капитан…
Михаил Николаевич вздрогнул… Внимательно глянул на сержанта, но тот уже открыл глаза, и вновь были они светлы и ясны. По спине пробежала волна холодных мурашек.
– Ты славно бился под Москвой, меня не замечал, однако я всегда был одесную тебя… Всегда был готов прикрыть, прийти на помощь. Суть моя такая: быть твоей тенью, так Боги наказали.
«Что ты несёшь, паря?» – хотелось рявкнуть во весь свой командный голос капитану, но его словно заворожил речитатив этого человека, стоящего уже одной ногой по ту сторону буден.
– Мне пора пришла уходить в закат. А твоя очередь наступила Чертог нести. Расстегни свою гимнастёрку… Руки что-то немеют…
Словно заворожённый, капитан одну за другой расстегнул пуговицы на груди. Раненый, словно клешнёй, ухватил его за руку:
– Дай мне Его…
Капитан, словно загипнотизированный взглядом умирающего сержанта, покорно снял с шеи подаренный отцом медальон
