Джина вытащила из заднего кармашка фотографию маленькой девочки и прислонила ее к настольной лампе. Натянув футболку, она нырнула под одеяло и какое-то время неотрывно смотрела на снимок. Нельзя сказать, чтобы у Джины не было никаких желаний. Ей очень хотелось, чтобы ее мать выздоровела. Еще она мечтала обзавестись мужем и хорошей семьей, но пока все ее усилия пошли прахом. Но больше всего на свете она хотела вновь прижать к груди этого ребенка.
Выключив свет, Джина опустила голову на подушку. В окно она видела кусочек неба и яркие звезды. Много лет назад свет маяка бил в окно этой крохотной комнатушки каждые четыре с половиной секунды, озаряя стены, потолок и широкую кровать.
Да, Джина прекрасно знала, в чьей комнате ей предстояло ночевать.
4
Суббота, 7 марта 1942 г.
Вечером дом опять погрузился во тьму. Я сижу у себя на кровати и пишу при свете фонаря – совсем как в те дни, когда на Реке Поцелуев еще не было электричества. Папа подключил маяк к запасному генератору – этот свет он намерен поддерживать во что бы то ни стало. Зато дома приходится пользоваться подручными средствами. «Уж слишком ты привыкла к хорошей жизни, Элизабет», – заявила мне мама. Может, так оно и есть. В последние месяцы мама только и делает, что придирается к моим словам. А может, это я все время с ней спорю. Словом, мы совсем перестали ладить друг с другом. Мы уже не первый раз сидим без света, но сегодня меня пугает эта внезапная тьма, хотя пугливой меня, в общем-то, не назовешь. Я ничуть не боюсь штормов, которые сотрясают наш остров, или того кабана, который убивает кур и домашних животных. Говорят даже, что однажды он напал на старушку, которая развешивала белье у себя за домом.
Даже не знаю, почему мне сегодня так страшно. Может, потому, что взрослые тоже боятся. Конечно, сами они в этом никогда не признаются, но куда бы я ни пошла, везде ощущается страх. Все только и говорят что о войне. На улице больше не слышно смеха и шуток, как в былые времена. Мои родители устраиваются в гостиной рядом с радио и слушают, слушают… Но там почти все время звучит музыка. Меня уже тошнит от песни «Вспомним Перл-Харбор»[2], и уж тем более от «Перфидии»[3]. А кстати, что такое Перфидия? Чье-то имя? На смену музыке Гленна Миллера приходит Габриэль Хитер с «Последними новостями», но хорошими эти новости никак не назовешь. На лбу у мамы появились морщинки, которых я раньше не замечала. Хотя я здорово сердита на нее за ее глупые придирки, но мне хочется провести рукой и стереть их. В такие минуты я понимаю, что по-прежнему люблю родителей. Увы, в последнее время мне приходится напоминать себе об этом!
Не далее как вчера папа заявил мне, что нам тут, на северных пляжах, нечего бояться. Это при том, что несколько кораблей затонуло совсем неподалеку – немцы торпедировали их у Хаттераса. Знай папа, что случится сегодня, он бы просто прикусил язык!
Этим утром я была в световой камере маяка, чистила там линзы. На маяке у нас теперь куда меньше обязанностей, чем было до появления
Песня Сэмми Кэя и Дона Рейда, написанная в 1941 г.
Известная композиция мексиканского композитора Альберто Домингеса (1939 г.).
