навыки, необходимые группам храбрецов, отправляющихся к Ленинскому кладбищу. К вам приставят надсмотрщиков, которые за заслуги вынесут вердикт помилования. Да, экспедиция смертельно опасна, но ваш долг – спасти как можно больше жизней для омовения крови с рук.
После заключительного упоминания смертельной ссылки Дантей не выдержал, даже без проявления дара безумия его трясло, нервный зуд пробирал каждую частичку тела, а глаза, проклиная всех пустословных голов в этом помещении, не прекращая дергались тиком:
– Гнильё… Какие же вы прогнившие, лживые твари!
Удар судейского церемониального молотка по специальной подставке должен был перебить говорящего, но подсудимый только набирал темп:
– Как вы вообще смеете что-либо говорить своими людоедскими ртами, если ничего не предприняли к той живодёрне? Можете, блять, не отвечать, чтобы запах обеда костями моих ровесников не вырвался из ваших пастей! Вы лишь кучка трусливых сукиных детей, готовых убить ради замалчивания своих ошибок! А как рассцениваете террористов, людоедов, маньяков? Считаете их людьми? В какой категории? Человек как биологический вид или социальное существо? Если придерживаетесь второго, то Салтычиху смело можно вычёркивать! Она давно отделилась от него, натянула маску и пользуется людьми как игрушками для удовлетворения нижайших потребностей. При любом раскладе человеком её назвать язык не повернётся, как и её приспешников. Наказывать меня за уборку мусора не вижу смысла!
– Замолчи, пока не стало хуже, – сквозь зубы прошипел судья.
– Хуже? Что может быть хуже смерти? А, точно! Наверно продадите меня в рабство, как делали подручные графини?! У них то явно были влиятельные покупатели и покровители. М, судейка, сколько за таких как я отваливал?!
Начался гул, сопроводивший насильное покидание суда обвиняемых. Крикуна угомонили болевыми приемами, уведя заломав руки. Порезы на них еще не зажили, боль сломала порыв.
На улице охранники передали Дантея блондину для дальнейшего экскурса, остальных же повели в неизвестном направлении.
– Всё-таки не сдержался? – сказал он сухо, жестами прося окружающих разойтись.
– Хоть перед смертью выговорюсь, чтобы на том свете не жалеть, – сказал Дантей, дрожа от боли.
– Понимаю, я сам чуть не сорвался на руководство. Благо сестра нашлась и приходит в порядок, за что очень благодарен тебе. Пошли, сменим повязки, по пути расскажу о дальнейшем.
На улицах виднелись приготовления к заключительным обрядам масленицы. Горожане несли мусор, чтобы сжечь с чучелом, а некоторые даже обменивали собственноручно приготовленные блины на хлам других, чтобы воздать больше почестей предкам и просто от чистого сердца. Глядя на такую доброту и слаженность в голове не укладывалось, что власть имущие над ними совершенно ни во что ставят их труд и жизни. При таком новом правлении не понять,
