его. Мы были похожи: оба считали, что человеческое существование абсурдно, и вместе с тем каждодневно ощущали дыхание смерти в затылок, что и заставляло из раза в раз прокручивать назойливые и порой огорчающие мысли, точно заевшую пластинку:
– Камю.
Мы свернули с главной дороги. Я просто хотел проверить, что он начнёт делать, когда шумный поток людей останется где-то позади. Всё ещё не верил, что он просто взял ответственность за мою жизнь на тот краткий отрезок времени, что мы шли от станции к моему дому. Мы всё углублялись в узкие и порой тёмные закоулки, где он с лёгкостью мог бы ударить меня по голове и сбежать, но незнакомец продолжал обдумывать мой ответ, смотря только вперёд.
Холодный белый свет от ближайшего фонаря скользнул по его бледному лицу, придавая ему ещё бо́льшую неестественность. Парень усмехнулся и, склонив голову набок, прошептал:
– Какая ирония!
Я смутился и не нашёл в себе силы возразить. В этом он был несомненно прав.
– Камю, если я не ошибаюсь, был против самоубийства, потому что это наиболее лёгкий вариант из всех.
– Да. – Я с трудом разлепил губы. Голос мой звучал сипло и немного надломленно. – Это больше похоже на смирение, где нет бунта.
– «Таким образом, я извлекаю из абсурда три следствия: мой бунт, мою свободу и мою страсть. Посредством одной только работы ума я обращаю в правило жизни то, что было приглашением к смерти, и отвергаю самоубийство», – процитировал он Камю, и отчего-то меня передёрнуло, словно кто-то закинул мне за воротник льдинку.
Миновав ещё один узкий проулок, мы вышли ко второму входу в мой жилой комплекс: высотка ひ-образной формы возвышалась на фоне всех остальных домов в округе, и только офисные здания вдалеке могли бы с ней посоревноваться; всю территорию окружал высокий забор, из-за которого выглядывали пёстрые деревья, чьи листья ещё не успели опасть и эстетично контрастировали с шапками снега. С этой стороны был вход через парк, но никто, кроме жильцов, не мог сюда пройти. Я надеялся, что и этот странный парень наконец отстанет.
– Мы пришли. – Я даже не пытался скрыть раздражение в голосе. – Теперь вы оставите меня в покое?
Он задумчиво всматривался в брусчатую дорожку, ведущую к самой многоэтажке, и взгляд его сделался до того печальным, будто он сошёл с полотна Верне: уставший и скованный, как и Мазепа, он мчался туда, куда я не мог попасть, всё дальше и дальше, за грань человеческого понимания, гонимый чем-то извне. Эта мысль остро проблеснула в моём сознании, прежде чем мы успели расстаться, и от подобного сравнения мне сделалось дурно.
– Ещё увидимся. – Парень устало прикрыл глаза. Его губы тронула слабая улыбка.
Он нагнулся ко мне, точно хотел что-то сказать, выдать тайну, а затем сделал два шага назад и растворился в снежном вихре, рассыпавшись на множество искрящихся снежинок, уносимых ветром куда-то меж проводов, натянутых над головой.
Глава 2
Проснулся я в полутьме собственной небольшой комнаты.
