реневым отливомОбходит вечер шагом кропотливым,
Блестит заколкой в фетровой траве
И шар серебряный несет на голове,
Где плавают изогнутые стены
И червячки засушенных растений,
Автобус трескается, точно яйцо,
Цветные волны бороздят лицо,
Ложатся на бок летаргические церкви,
И облака нависший эркер
Вот-вот обвалится.
На дне
Непрочной сферы, словно луч в вине, —
Крутящиеся тающие льдинки;
А в центре, не дробясь на дольки, половинки,
Из воска слепленные, ветра и стекла
Горят любовников прозрачные тела.
Любимый – это древний бог
Любимый – это древний бог,
Которому несут начатки
Колосьев и плодов; у ног
Его дымится пепел сладкий.
Любимый темен и незрим,
А образ грубо размалеван,
Но тот, кто прячется за ним,
Не выдает себя ни словом.
И не достичь его ушей,
Закрытых век, коленей острых
Всему, что взращено в душе,
Под черным солнцем в рощах пестрых.
В тяжелом золоте костров
И в складках жертвенного дыма,
Не принимающий даров,
О нет, не человек Любимый.
Не тот, кого мы ждем, кому
Мы подвигаем чай в стакане,
Чье тело разбавляет тьму,
На ком, как бы на истукане,
Возможно различить черты
Лица, прийти в расцветший рядом
Сад судорожной наготы,
Знакомый с временем и градом, —
Не человек, не зимний сад,
А сторож сада – нет, не сторож, —
Его не позовешь назад,
Не поцелуешь, не повздоришь, —
Любимый – это божество,
Что за спиной у человека
Взывает именем его,
Стуча в стекло без слов, как ветка.
Не подкупить, не побороть
Окажется желанным самым —
А чтобы сквозь живую плоть
Бог тихо посмотрел в глаза нам.
«Я хочу с тобой в город с названием кратким, как жизнь…»
Я хочу с тобой в город с названием кратким, как жизнь,
Где орлиное солнце в цветущих колоннах кружит,
На молочных холмах – непросохшие капли, внизу
Из набухших фонтанов жара выжимает слезу,
А в соборах-дубах между окаменелых ветвей
Свили ангелы гнезда в тугой золоченой листве,
Где живей винограда, прозрачен и теплолюбив,
Наливается мрамор, пространство собою обвив.
Я хочу с тобой в город, насытивший мир молоком
Иссякающей речи, – где влажное эхо кругом,
Где арена пуста, но в тенях полосатых, – как тигр,
Под мостами мурлыкает желтый лоснящийся Тибр,
Где оплывших ступеней не скроет ни лед, ни сугроб.
Мы придем с тобой в город – в венке его мирт и укроп, —
Он на раненых нас поглядит из-под медленных век.
Вниз укажет отставленным пальцем.
А может быть, вверх.
Спящий
Торс обнаженный, стекающий блик
С ребер; заброшен за голову локоть:
Древний источник, священный родник —
Страшно взглянуть. Невозможно потрогать.
Горизонтальное, точно ручей,
Тело, каскад простыни на изгибе
Твердых колен в перекрестье лучей.
Взглянешь – озноб. А пригубишь – погибель.
Спящий: вернувшийся вновь в берега,
Словно забывший недавнюю бурю,
Стоны и всплески; по лбу облака
Тихо проходят, и в зеркале бурый
Вечер клубится. Пригубишь – опять
Жажда зажжется. Вот так, обмирая,
Прячась в ветвях, приходили гадать,
Темным ответам пугаясь у края
Темной воды. Повинуясь лучу,
Профиль закинутый светится нежно,
Гаснет бедро. Прижимаюсь к плечу
Вымокшей насквозь травою прибрежной.
Вдруг занимается сон —
Бризом,
