рубила с плеча и делала столь категоричные умозаключения относительно других людей, стараясь быть более тактичной. Не говоря уже об эмоциях, которые всегда сдерживались внутри, но сейчас я вложила их чуть больше положенного в голос.
– Рад, что я тут не один здравомыслящий человек. – С довольной моськой сказал Быков, отсалютовав мне бутылкой. – О, смотрите, другой участник начал испытание.
Он разрядил обстановку, спасая от дискуссии с Витебской. Это позволило вернуться в привычный кокон и к роли наблюдателя. Как объяснить друзьям, что духи, они же призраки, привидения, не появляются в том виде, в котором приняли смерть? Они всегда выглядят как живые, только чуть блеклые и размытые по контуру силуэта, и порой подсвечиваются как неоновые вывески. На них любимая одежда, как правило выглаженная, даже если при жизни они не дружили с утюгом. Отнюдь не в том образе, который описала доморощенная медиум. И как сказать, что они не могут очутиться в месте, где при жизни до этого ни разу не бывали? Как объяснить, откуда я это знаю? И то, что даже в данный момент в этой самой комнате нас вовсе не трое, а четверо.
…
Впервые я увидела призрака когда мне было пять лет. А может это произошло и раньше, но было не осознано ребенком, который только начинает изучать мир вокруг. Я отчетливо помню именно тот осенний день. Помню, во что была одета – милое красное платьице в крупный белый горошек, белоснежные гетры до колен и с ободком на голове, украшенным цветами. Помню даже ощущения в груди по дороге в детский сад – вибрацию как у котиков от предвкушения встречи с друзьями после лета, так сильно я хотела похвастаться поездкой на море и тем, что держала в руках медузу. Даже погода отложилась в памяти – пока еще теплая, характерная для ранней осени, но с уже опадающими листьями и облаками, что кучкуются над головой, закрывая лазурь неба. То первое сентября разделило мою жизнь на до и после.
Я не относилась к тем детям, которые плакали при расставании с родителями по утрам. Уверенно махнув ладошкой на прощанье, я как правило скрывалась за дверями группы и тут же организовывала вокруг себя суматоху. С другими детьми мне было комфортно, я любила общаться и играть, участвовала в коллективных мероприятиях и не стеснялась выступать посредником между воспитателем и друзьями. Никогда не хулиганила и не подстрекала на шалости, поэтому меня любили все взрослые, начиная от поварих вплоть до заведующей учреждения. Но больше всего души во мне не чаял наш старенький охранник, который работал вахтами, периодически сменяясь с молодым парнем. Дедушки у меня не было ни с папиной ни с маминой стороны, и Евгений Борисович заменил его, мужичок с добрыми глазами и пышными седыми усами. Он подкармливал меня шоколадками, на вечерних прогулках всегда улучал минутку и играл с нами, подшучивал и поддерживал беседы, хотя чаще ему приходилось выслушивать бредовые детские идеи или пересказы последней серии Смешариков. Он никогда не повышал голос, не жаловался и не кряхтел, как другие старички, за которыми я наблюдала в общественном транспорте или торговых центрах. В какой-то мере
