не больше верил в то, что это ребенок, нежели я.
– Биллингс! – заорала я.
Если он и слышал, то никак этого не показал.
– Рей! – крикнул Зебровски.
Еще кто-то закричал, но он никого будто не слышал. Рука отошла назад, кулак нацелился, и я вдруг оказалась рядом, повиснув на его руке. Не знаю, кто из нас был больше удивлен, что я успела остановить его удар: он или я. У меня хватило скорости успеть до того, как он ударил задержанного, но не хватило, чтобы встать перед ударом, и не хватало веса, чтобы не дать ему размахнуться. Я взлетела в воздух, движимая силой замаха, качнулась, как качается ребенок на руке отца. Точность я ему сбила, потому он не попал по мальчишке. Отпустив вампира, который упал на пол, потеряв равновесие в цепях, Биллингс развернулся – я все еще висла у него на руке. Другая рука зачерпнула горсть моих волос, будто он хотел запустить меня через всю комнату, и я просто среагировала. Сделала то, что хотела очень давно, с той секунды, как тонкое красное пламя его гнева меня коснулось – я этот гнев поглотила. Всосала его через мускулистую выпуклость руки, за которую держалась, сквозь вцепившиеся мне в пальцы волосы, сквозь все его тело, такое большое и твердое рядом с моим таким маленьким.
Я выпила его гнев до дна под его тяжелое и громкое дыхание, слышное сквозь грохот сердца и шум крови, и я, глотая густой красный огонь его ярости, чуяла так близко запах его кожи: пот и аромат страха, таящийся под любым гневом. А еще я чуяла пульсирующую кровь под горьковатой сладостью его гнева, и Биллингс был как кексик с черной горечью шоколадной глазури, которую надо слизать до теплого влажного кекса, а там жаркая жидкая серединка, где ждет шоколад еще гуще и слаще, как спрятанный клад, от которого еще вкуснее станет гнев. Надо только прокусить эту сладкую, чуть солоноватую кожу на его запястье, прямо рядом с моим ртом, где бьется пульс почти у меня под руками, обхватывающими его бицепс.
Пальцы Биллингса отпустили мои волосы, рука опустилась, я встала на ноги. Глаза у лейтенанта были широко раскрыты, он обескураженно хмурился, будто пытается что-то вспомнить. Вид у него, когда он мягко меня поставил, был смущенным.
– Где мы? – спросил он.
Я все еще держала его руку, хотя это скорее уже было похоже на держание за ручки, а не на борьбу.
– Мы в старой пивоварне, – сказала я, и мне не понравилось, что он не помнит, где мы. Сразу возник вопрос, чего он еще не помнит. Что я с ним сделала? Мне случалось питаться чужим гневом, и никаких провалов ни у кого не наблюдалось.
Он своей большой рукой взялся за мою, заморгал на вампира, который так и валялся у его ног.
– Почему эти люди в цепях?
Бог ты мой, он не помнит, что это вампиры. Значит…
– Лейтенант Биллингс, что вы помните последнее?
Он нахмурился, глядя на меня, и видно было, как он пытается сосредоточиться. Рука, держащая мою, напряглась. Глаза смотрели с легким испугом, и он просто покачал головой. Черт…
Подошел Зебровски, с ним был Смит и еще
