маленьких, телесного цвета трусиков до полушарий груди.
Облизываю губы, смотрю в ее спокойное лицо. Спи, лисенок. Я тебя только… Раздену. И все. Клянусь.
Ведь для того, чтоб раздеть, нужно прикасаться? Да? Ничего криминального… Спи.
Веду выше, собирая платье до груди. На груди. Выше груди.
Ладони накрывают аккуратные холмики, и неожиданно под пальцами собираются в тугие вершинки ареолы.
Выдыхаю. Черт… Ей холодно?
Согреть, может?
«Согрей, Игорех, согрей», – ехидно шепчет у меня внутри неизвестно, откуда взявшийся поганый внутренний голос. У голоса этого отчетливые интонации моего друга Питера, надо сказать, того еще бабника и потребителя. Правда, до встречи с подругой Лисенка, Ладой.
Оскаливаюсь злобно, перебарывая в себе дикое желание еще задержаться на груди… «Согреть»…
Выше, освобождая поочередно каждую руку из плена лямок, наклоняюсь, чтоб вытащить из-под спины бежевую тряпку…
И тут меня конкретно ведет.
Лисенок одуряюще пахнет. Как тогда, в палате больничной, корицей, свежестью, сладостью какой-то вкусной и пьянящей.
Я не могу больше бороться, вот реально не могу! Это гипноз какой-то, морок! И бред, сука, такой бред!
Все это я думаю, уже наклоняясь к ней. Ниже и ниже. И утыкаясь губами в сладко и возбуждающе пахнущую кожу шеи. Лисенок от моего прикосновения чуть заметно вздрагивает, но не просыпается.
И, наверно, это даже хорошо?
Потому что остановиться я не могу. Не способен. Слишком хочется. Еще с тех пор, как она, наивная лисичка, лежала рядом со мной в палате и пела колыбельную, стараясь успокоить. И придать сил.
А я дышал ею и кайфовал.
И сейчас я трогаю ее, целую, скольжу губами по шее, с удовольствием отмечая неосознанную реакцию на прикосновения.
Тонкая кожа расцветает красными пятнами от моей несдержанности, покрывается мурашками, и это еще сильнее заводит.
От дикой смеси ощущений, вкуса ее, сладкого и пьянящего, и запаха, свеже-коричного, ведет настолько сильно, что я буквально забываюсь.
Не думаю ни о чем. Ни о том, что будет, если она проснется и застанет меня… Ни о том, что случится, если я… Не тормозну. Просто потому, что я не тормозну.
А она проснется.
От того, что я буду с ней делать, обязательно проснется.
Почему нет
Вот были в моей жизни сладкие женщины. Манкие, красивые, нежные, чувственные… Всякие были.
А такой – не было.
Какой такой?
Не знаю. Не могу нормально сформулировать. В голове пустота, на губах – ее вкус.
Сладкий. Сладкий! С коричным оттенком, придающим происходящему головокружительные пряные ноты. Вот потому голова и кружится. Ведь так? Это ведь не просто потому, что я её бешено хочу в данный момент?
Не могу остановиться, не желаю просто.
Платье давно
