Смерть Кристины была трагедией.
«Лендровер» ехал в Финикс. Безликие умирающие городки сменяли друг друга: пустые здания из шлакоблоков стояли так редко, что трудно было определить, где заканчивается одно поселение и начинается следующее.
За окном промелькнул заброшенный магазин. Выцветшая розовая краска на грязном стекле витрины провозглашала: «Тотальная распродажа! Полная ликвидация товара!» Перед магазином стояли на блоках машины без колес, обнажив ржавую подвеску, корпуса были помяты до неузнаваемости.
Белый крест на краю выжженной пустыни обозначал место гибели какого-то водителя. Увидев его, Марк вдруг задумался, а кто взял на себя все хлопоты по организации похорон Кристины? Интересно, Биллингс еще там? Остался ли работник после смерти обоих родителей? Или же Кристина отпустила его на все четыре стороны? Были ли у сестры подруги? Быть может, именно они обо всем позаботились.
Марк очень надеялся на то, что не опоздает. Он хотел успеть на похороны. А если похорон не будет, если власти округа или управление социального обеспечения просто погребут тело, Марк намеревался исправить это и достойно проводить сестру в последний путь.
Кристина этого заслужила.
Марк закрыл глаза, убаюканный жарой, молчанием водителя и равномерным движением «Лендровера». Он мысленно представил себе образ Кристины, такой, какой он видел ее в последний раз: шорты и маечка, светлые волосы, длинные и прямые, брекеты на зубах, сверкающие в солнечных лучах, в глазах слезы, за спиной родительский дом…
Дом.
Марк редко вспоминал о доме, старался вообще о нем не вспоминать. В детстве он смотрел по телевизору фильм «Гигант», и его тогда жутко напугало, как та вилла в готическом стиле была похожа на дом, в котором жила их семья. Как и дом из кино, их жилище стояло в полном одиночестве на плоской пустынной равнине – темный островок в бескрайнем ржаво-буром море. Два этажа и мансарда, терраса вокруг всего строения, потемневшее от времени дерево и постоянно закрытые ставнями окна, высокие фронтоны и чугунные флюгера создавали впечатление возраста, солидности, старинной авторитарной власти. Здание выглядело устрашающе, и оно неизменно пугало школьных друзей Марка, которые в ужасе таращились на него широко раскрытыми глазами, приближались к нему осторожно, с трепетом и едва скрытым страхом, – в отличие от дома из кино, к которому, несмотря на его внешний вид, относились как к чему-то совершенно обычному.
Фильм тревожил Марка. Не то чтобы это был традиционный фильм ужасов – наоборот, легкая эпическая драма с комедийными оттенками, – но зловещий образ мрачного дома вселял страх. Где-то в середине фильма внутреннее убранство дома полностью переменилось, и это было совсем неплохо. Светлые стены и современная мебель выглядели фальшивыми, искусственными, что помогло Марку отделить дом из кино от своего собственного.
А его отцу фильм очень нравился.
Марк еще в глубоком детстве чувствовал, что его родители не такие, как все.
