Полоцкий, включая банковские вклады, акции и прочее, оценивается приблизительно в пятьсот миллионов рублей. Я точно знаю, потому что был знаком с его завещанием.
Иннокентий Павлович едва не присвистнул от изумления, но сдержался.
– Чудны дела твои, господи, – сказал он. – Вот это я понимаю – бизнес на деторождении!
– А что вы хотите? – сказал старик. – Я и сам по настоянию жены заплатил волхву довольно кругленькую сумму после того, как она забеременела. Это было, так сказать, добровольное пожертвование, акт благодарности. Впрочем, я не жалею о деньгах. Счастье, как известно, не купишь ни за какие миллионы. А наша дочь была для нас с женой неимоверным счастьем. – Он помолчал, погрузившись в воспоминания, а потом тихо произнес, словно разговаривая сам с собой: – И даже то, что жена вскоре ушла от меня, не омрачило моего счастья. Ведь у меня теперь была дочь. Иногда я с ужасом думаю, как бы я жил, если бы ее не было…
– И думаю, вы были не один такой, – невпопад произнес Иннокентий Павлович. Он не слушал старика, думая о своем. – Теперь мне все понятно… Так вы говорите, у волхва есть наследник? И где мне его найти?
Нотариус порылся в своих бумагах и извлек из груды архивных записей одну. Поднеся ее к самым глазам, прочитал:
– Несколько часов на поезде до станции Глухомань. Затем на автобусе до поселка Кулички. И еще два-три километра до дома, который местные жители называют Усадьбой волхва.
– И зовут его…? – нетерпеливо спросил Иннокентий Павлович.
– Олег Витальевич Засекин, – дрожащим голосом произнес старик. Усталость одолевала его. Казалось, что он сейчас заснет на середине фразы, и уже ничто не сможет пробудить его.
Видя это, Иннокентий Павлович поспешил откланяться. Впрочем, он уже узнал все, что хотел.
У самого порога комнаты его окликнул Мстислав Иванович.
– Так вы когда зайдете? – спросил старик.
– Зачем? – удивленно посмотрел на него Иннокентий Павлович.
– Ознакомиться с проектом вашего брачного договора.
– А, это…, – пренебрежительно отмахнулся мужчина. Было видно, что сейчас он думает о чем-то другом, и возвращение к прошлым мыслям только тяготит его. – Зайду как-нибудь на днях. Через неделю, может быть, через две.
Он поспешно вышел из кабинета и прошел мимо Эльвиры, даже не взглянув в ее сторону. И поэтому не заметил заплаканных глаз старой девы. Как и того, что в них не было вражды и былого презрения, зато светились сочувствие и понимание. На то у Эльвиры были причины. Кому, как не ей, было знать, что такое одиночество и желание иметь ребенка…
Эльвира была сентиментальна. Когда она, и в самом деле подслушивавшая, услышала признание мужчины, то невольно заплакала от жалости к нему и тем самым выдала себя. Вынужденная отойти от двери, чтобы ее не застигли врасплох, она все то время, пока Иннокентий Павлович находился в кабинете нотариуса, чувствовала себя
