там злополучаемого Косова, а из ныне довольно тихого и спокойного Эльбасана. Прямо на юго-западе или в центре Албании.
– Очень приятно. Позволяете ли Вы мне выйти?
– Ха! Да, но не дальше вассерклозета.
– Это что ж?
– Раз мы здесь, мы говорим. Долго! Пусть же ты не Гюнтер, тем и есть лучше. Слушай же.
– Раз мы здесь, мы говорим. Долго! Пусть же ты не Гюнтер, тем и есть лучше. Слушай же.
··ХИКАЯТ
– Ты здесь. Я рассказываю тебе обо всём. Впрочем, я в Вене всего – неделю. Неважно. Думаю, интересный собеседник подворачивается. Включаю диктофон. Ай, собака! Мигает. Память кончается? Достаю. Предательски мигает экранчик. И батарейки садятся. Делать неч-чего.
Что ты там?
– А, ничего – сквозь досаду говорю я. И я достаю из сырого от пота кармана мятый листок и карандаш – шестигранное дитя чешской карандашепромышленности. Дитя играет в лучах солнца лаком и золотистыми буквами.
– А, оставляй! Надо слушать. Писать можно всегда, нужна только воля.
Оставляю карандаш и бумажку на центре стола.
– Гора цвета… – говорит Ферхат… – Верно. – говорю.
– Значит, ты из Эльбосана?
– Natürlich.
– Как Вена?
– Привыкаю. Хочу быть хозяином Европы. Нет, не так, как хочет султан турецкий Сулейман Великолепный или Баязид Йылдырым, не так, как хочет Папа Римский в XI веке, не так, как Цезарь в I… до Нашей эры.
Душевно хочу. Когда всё – своё.
Здесь, на окраине, это чувство ловится быстрее. В Вене больше центрально- и южноевропейского, чем в Париже, Брюсселе, Амстердаме и тем более, в самом Лондоне.
Окраина – самое интересное место на свете. Интересен вечный переход одной части мира в другую. Центр пресен, как капуста с сахаром. Окраина отдаёт редькой.
Здесь внутри всё дрожит, как на ветру, особливо, когда предвкушаешь вылазку куда-нибудь туда…
– Куда?
– Куда угодно.
Да, жди, пожалста. – Говорит Ферхат по-русски. Сейчас иду, возвращаясь!..
Солнце огненным шаром катится к закату. Наши лица красны, но не от вина, а от его ответов. Ферхат говорит, переглядываясь со мной: – Жди. Ешь, коль хочешь!
Я беру лимон в руку и запускаю верхние зубы в мякоть. Кисло. Надо бы ещё. Косточка. Тфу. Обрезаю то место.
Ферхат молится.
···ХИКАЯТ
Ну, конечно, Ферхат – добрый мусульманин, о чём явственно свидетельствует его имя. Из не совсем соседней комнаты, что по коридору направа, доносится вполне добротная и прилежная арабская молитва.
…Альхамдулиллахираббильааламин… аррахманиррахим…
…ихдинассыратальмустакым…
…амин…
Дорого можно дать за одно только удовольствие слушать искреннюю молитву!
Меж тем солнца
